Наталья Андрейченко: «Мэри Поппинс» я тебе никогда не прощу», — сказала я Дунаевскому»
«Не забуду, как Андрей Кончаловский объяснял мне, как в одной интимной сцене нужно падать на сено:...
«Не забуду, как Андрей Кончаловский объяснял мне, как в одной интимной сцене нужно падать на сено: «Ты вообще знаешь, что такое сексуальная женщина? Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?» А мне 20 лет, я русская девушка, шлеп-шлеп ножищами, хоть я и балетом занималась, хоть и джазовой певицей была, но все равно — не было во мне той женственности, которую Андрей желал видеть в этой героине...» — рассказывает Наталья Андрейченко.
— Наталья, недавно побывала на вашей родине, в Долгопрудном, зашла в музыкальную школу, где вы учились. Там вас очень хорошо помнят. Как я поняла, ваши родители делали все, чтобы дочь могла проявить свои таланты. Вы занимались и балетом, и плаванием. А в музыкальной школе учились играть на аккордеоне…
— Спасибо вам за этот вопрос, так хочется поблагодарить моих родителей. Только вчера я навещала маму в Долгопрудном. С этим городом у меня связаны самые теплые воспоминания. И всех педагогов своей музыкальной школы я хорошо помню. Действительно, сначала училась играть на аккордеоне, потом перешла на фортепиано. С чисто эстетической точки зрения мне показалось, что это не очень женское дело, сидеть с широко расставленными ногами. Я всегда была свободна в принятии решений и делала это буквально в одну секунду!.. А своих предков могу вам показать на фото. Вот, смотрите, красавец дедушка, знал пять языков, получил прекрасное образование, был настоящим аристократом. Он погиб в 39 лет, в лагерях. Вот бабушка, она, как я считаю, святой стала в конце жизни. А какой красавец мой папа!
— Ваши родители, мама, Лидия Васильевна, и папа, Эдуард Станиславович, оба работали, занимали важные должности.
— Да, и только сейчас я понимаю, как им было трудно… Я на маму свою все сердилась, сердилась, что ей не хватало времени на меня. А сейчас, когда жизнь прожита… Только вчера я от нее приехала, она такая слабенькая… А была очень сильной, получила три высших образования, работала инспектором в Министерстве просвещения, заведовала детскими домами. Понимаете, какой характер нужно иметь, чтобы нести такую ответственность? Ее боялись до смерти, знали, что от нее ничего не скроешь. Когда мама находила нарушения, головы летели. Помню такую историю. Приехала она в детдом, детей построили, все умытые, красивенькие, чистенькие. Мама заприметила одного мальчика, он носом все время шмыгает. Подходит к нему и спрашивает: «Как тебя зовут?» Он отвечает: «Вова». — «Вовочка, скажи, пожалуйста, чего тебе сейчас больше всего хочется?» А он ей отвечает: «Да мне бы, тетенька, корочку черного хлеба». Понимаете, что она потом руководству этого детдома устроила?
— Все понятно. То есть вам в детстве казалось, что она такая железная леди?
— Да-да, а когда я сама повзрослела, поняла, что маме нужно сказать большое спасибо. Если бы у меня такой мамы не было, я бы ничего не добилась в жизни, не стала тем, кем стала…
— А отец у вас был главным инженером Долгопрудненского машиностроительного завода. Это ведь тоже огромная ответственность — оборонное предприятие, секретность…
— Да, но в детстве я не знала, что мой красавец папа как-то связан с секретным производством. Мама уезжала из дома в восемь утра, а приезжала в восемь-девять вечера. А папа всегда подстраивался под меня. Никогда не забуду «наш Версаль», так я называла красивую сервировку стола от папы. Он был эстетом, джентльменом и при этом очень любил готовить. Мечта моего папы была заниматься приготовлением пищи и сервировкой стола. А ему приходилось строить военные самолеты. Он безумно стеснялся своей мечты. Сейчас всем известно, что лучшие повара — мужчины, а тогда это считалось исключительно женским занятием. Боже, как папа сервировал стол, какая красота, какая эстетика и любовь! Еда — всегда любовь. Еда, если приготовлена с любовью, лечит. Я садилась за стол и сразу перемещалась в «замок». Однажды мама спросила меня: «Наташа, может, ты все-таки научишься чему-то?» — «Чему?» — «Ну хотя бы готовить». Я ответила: «А зачем? У меня всегда будут люди, которые смогут для меня готовить…» А мама требовала дисциплины, подчинения. Может, из-за этого давления характер у меня формировался очень свободолюбивый. И спасибо ей большое за это. Как жалко, что понимаем мы это поздно.
— А все-таки своей родиной вы считаете Москву или Долгопрудный?
— Я родилась в Москве. Потом мы жили на улице Первомайской, в совершенно роскошном сталинском доме. Позже папа получил квартиру от завода, поэтому переехали в Долгопрудный. Там семь минут до прекрасного песчаного пляжа, десять минут до Канала имени Москвы. И я все детство провела на природе — в лесах, около воды. И по сей день для меня самое главное — это природа, а это и есть Бог. Я люблю слушать шелест утренних звезд. Долгопрудный дал мне эту любовь. А еще закалку. Папа у меня был моржом, купался и зимой, и летом. Мы с ним зимой вставали утром — и как дадим десять километров на лыжах!
Я очень благодарна своей семье за то, что меня воспитали спортивной девчонкой. Это определяет характер. В какой-то момент папа с мамой решили, что хорошо бы мне заниматься плаванием. Я начала ходить в бассейн ЦСКА, и вскоре тренеры сказали родителям, что их дочка перспективная. Плавать я всегда любила, но не собиралась становиться профессиональной пловчихой. А меня уже повели знакомить с Галиной Прозуменщиковой — это первая советская олимпийская чемпионка, многократная чемпионка мира. Я увидела эту божественной красоты женщину, она очень высокая была, и очень мощные плечи… Я ни слова не сказала, развернулась, как солдат, и ушла… Поехала к своей любимой бабушке и сказала: «Бабушка, я больше туда никогда не вернусь». — «Внученька, почему?» — «Я не хочу, чтоб у меня сформировалась такая же фигура… Не буду больше плавать. Лучше пойдем фигурным катанием заниматься». Так я попала на фигурное катание, потом на балет… Но, конечно, главное мое увлечение детства и юности — музыка.
У меня были замечательные педагоги, в той самой музыкальной школе, о которой вы говорили. Фрида Семеновна Сунтуп, Бернард Борисович Грановский, Адольф Лямин. И вот, помню, мне 11 лет, и я три месяца почти не сплю, не дается мне одна прелюдия Баха. Эта музыка все время звучит у меня в голове, я буквально не могу ни о чем другом думать. Иду как-то в школу и на одном сугробе вижу узор. В этом узоре, на тонкой корочке льда сформировались кружева, и я поняла — эта прелюдия и есть «кружева», играть ее так же надо. Пришла к Фриде Семеновне и говорю: «Ну, сейчас вы плакать будете». Она говорит: «Чего это я буду плакать, такой день хороший, солнце светит?» — «А вот поверьте, я теперь знаю, как Баха играть надо»… Фрида Семеновна не просто плакала, она еще побежала за другими педагогами…
— Получается, вы стали артисткой, потому что в этой профессии могли заниматься всем, чем любите. И музыкой, и танцами, и спортом…
— Я поняла, что буду артисткой, когда мне было 11 лет. Заявила об этом маме, а она чуть в обморок не упала. Это был серьезный удар для нее. Мама сказала, что никогда такого не будет. Началась ее борьба с моей мечтой. Мама хотела, чтобы я поступила в МГУ имени Ломоносова, на факультет филологии или философии. В старших классах школы я каждый день ездила на вечерние подготовительные курсы в университет. Возвращалась домой поздно, на общественном транспорте, холод страшный. Бедная девочка, я чуть с ума не сошла. Но познала много, ничего не могу сказать. Конечно, это было прикосновение к величайшей русской культуре и философии… Как же я маме сейчас благодарна! Конфликт детей и родителей, он настолько не обоснован! Каждый ребенок родился на земле для того, чтобы простить своего родителя. Сейчас я уже доросла до того, чтобы поблагодарить маму за то, за что я ее когда-то ненавидела. Поблагодарить ее за то, кто я есть.
— То есть на актерский вы пошли вопреки воле мамы?
— Конечно. Тайком! У меня все идеально получалось, потому что в театральные вузы принимали в июле, а экзамены в университете были в августе. До того как я поступила во ВГИК, еще была попытка в Щепкинском училище. Собираясь туда, я думала: «Там все такие накрашенные, все такие модные». Накрутила папильотки, надела туфли на платформе, которые сделала своими руками, короткую брезентовую юбку со шнуровкой впереди, тоже сшитую собственноручно. А к ней — носки в полосочку. Такого тогда просто никто не носил! Вот таким чудом я и предстала перед комиссией Щепкинского училища. Но самое смешное, что я начала читать басню «Мартышка и очки»… Во время прослушивания я поняла, что эта мартышка и есть я.
Захотела остановиться, извиниться, попросить дать мне вторую возможность. Но меня остановили до того. В общем, вышла я оттуда с великой благодарностью и истинным пониманием красоты, простоты. И до сих пор ненавижу гримироваться. Все, что ни делается, к лучшему. Можно было обидеться, а я поблагодарила Господа за урок. Приехала домой, смыла всю косметику, помыла голову, заплела косу, надела классическое голубое платье, выбранное мамой. Мама у меня была очень элегантная женщина, ей шили лучшие портнихи, и я всегда была очень красиво одета. Она привила мне вкус. В этом спокойном голубом платье, на нормальном каблучке, абсолютно без косметики я поехала на экзамены во ВГИК… Когда вернулась домой, мама мне сказала: «У тебя скоро экзамены, надо готовиться». А мне, говорю, не надо уже готовиться, я уже все прошла. Я студентка ВГИКа, мастерской Сергея Федоровича Бондарчука. Вот так мама узнала, что ее мечта о моем серьезном будущем не осуществилась… Но со временем она смирилась с моим выбором.
— Каким педагогом был Бондарчук?
— Не могу сказать, что у него было много времени на нас. Но его гений был в том, что, когда он появлялся, все само выстраивалось, словно мозаика. Ему даже говорить ничего не надо было. Бондарчук был как волшебник с палочкой. Простой пример. Мне 20 лет, я учусь на третьем курсе. Уже была «Степанова памятка», главная роль, потом был фильм «Долги наши», потрясающий, с Леонидом Марковым. И вот «Степь», с Бондарчуком. Там я играю девку, которая лежит на возу. Волнуюсь, такая искренняя, такая честная — сейчас ко мне подойдет мой мастер, он мне скажет, что я должна сделать, что я должна сыграть. Подходит мастер, смотрит на меня внимательно, но больше всего смотрит на все, что вокруг, и медленно говорит: «Ну что, ты в степи. И ты — степь». Это было все, что он сказал. И многие потом говорили, что я стала олицетворением образа степи. Это то, что писали во всех журналах: «И самое главное явление этой картины — студентка Бондарчука, Наталья Андрейченко, в маленьком эпизоде, как олицетворение степи».
— Работа с Кончаловским в «Сибириаде» — это тоже, наверное, уникальный опыт…
— Я никогда не забуду его шутливые ласковые слова, когда он объяснял мне, как в одной интимной сцене нужно падать на сено: «Корова ты неотесанная, ты вообще знаешь, что такое сексуальная женщина? Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?» А мне 20 лет, я русская девушка, шлеп-шлеп ножищами, хоть я и балетом занималась, хоть и джазовой певицей была, но все равно — не было во мне той женственности, которую Андрей желал видеть в этой героине. Он во всем хотел видеть красоту. Даже учил меня, как я должна надевать чулки в последней сцене фильма, после попытки изнасилования. Кончаловский уже получил множество призов европейских фестивалей, был знаком со многими зарубежными режиссерами. И мечтал работать, как на Западе: чтобы приходить на площадку, а артисты были готовы. Только теперь, когда я сама много поработала на Западе, я стала его хорошо понимать.
— Наталья, бывает, что актриса свою главную роль, визитную карточку, недолюбливает, устает от нее. Но я заметила, что вы хорошо относитесь к своей героине Мэри Поппинс…
— Ну а что же стесняться такой роскошной волшебницы?! На ней выросли поколения людей в нашей стране. Я считаю себя благословенным человеком, потому что именно мне посчастливилось, именно меня космос, Вселенная выбрали на эту роль. Значит, почему-то это должна была быть я.
— А это правда, что съемки сначала шли с другой актрисой, Анастасией Вертинской?
— Конечно, правда, еще какая! Я чуть не умерла, когда узнала. Я же была уверена, что это буду я…
— Я читала, что Вертинская сама отказалась от этой роли…
— Ну вообще, у нас был договор — никогда в жизни об этом не говорить. Правда, я единственный человек, кто всегда держал договоренность. Все остальные болтали. Зачем договаривались, зачем контракты подписывали? Меня же вытащили из постели в три часа утра, в семь часов я уже стояла в костюме на съемочной площадке и играла. И фонограмму записали без меня, несмотря на то что я поющая актриса. Представляете, какой для меня это был удар? Музыку-то к этому фильму мы писали вместе с моим мужем (Максимом Дунаевским — первым супругом Андрейченко, композитором фильма «Мэри Поппинс, до свидания». — Прим. ред.) в период любви, в нашей комнате. Понимаете, какая несправедливость в этом была? Максим даже не порекомендовал меня Лёне (режиссер Леонид Квинихидзе, снявший «Мэри Поппинс...». — Прим. ред.), хотя мы дружили. Почему же не сказать: Лёнь, попробуй, сделай кинопробу с Натальей? Ни слова не сказал, не предложил, ничего, никак. Я Максиму тогда сказала: «Мэри Поппинс...» я тебе никогда не прощу, запомни это».
— То есть все было против вас, но роль эту вы все-таки сыграли…
— Это как раз и есть работа самого главного закона Вселенной. Закона притяжения. Я настолько этого хотела, настолько понимала, что это мое... Не только мысли, еще и намерения, вера. Происходит тотальная материализация — и желания воплощаются. Сейчас наступили времена, когда свергают великих личностей. Надо всем доказать, что они ничтожество. Недавно я ездила на программу к Андрею Малахову. Программа про меня. Люди настолько ассоциируют меня с этим образом — Мэри Поппинс — и всегда были уверены, что песни там исполняю я. Но для программы сняли интервью с певицей, голосом которой были записаны фонограммы. Ну зачем это развенчание? Я ничего не боюсь, я поющая актриса. Но очень обидно — приглашают, а потом в результате тебя же и поливают.
— Может, Дунаевский тогда просто не хотел, чтобы вы снимались? Ведь и во время съемок «Военно-полевого романа», насколько я помню, он негативно отнесся к тому, что вы получили роль Любы. Видимо, из-за того, что недавно родившийся сын требовал заботы и внимания?
— Может быть, конечно. Что делать, вот так получилось. И дочка мне простить чего-то не может, и сын. Понимаете, у нас, актеров, судьба такая, наверное. Мы дарим счастье другим детям, часто разворачивая их жизнь в какую-то светлую сторону, но недодаем своим…
— Наталья, вы одна из немногих российских актрис, работавших успешно на Западе. Как вы считаете, может ли русская актриса быть там по-настоящему востребованной?
— Вот представьте. Сериал «Доктор Куин, женщина-врач». Я играю русскую княжну Низамову, ясновидящую, которая приезжает на поезде в маленькую провинцию Колорадо-Спрингс, как Мэри Поппинс, меняет судьбы всех жителей и исчезает. Вот представьте себе, вызывной лист, сохранила на память. «Грим 5.03 утра». Не «02», не «04», а ровно «03», и это соблюдалось! Выход на площадку «8.07» утра. Что это означало? Это означало, что ровно в 8.07 к твоему вагончику подойдет телохранитель, откроет дверь, подаст тебе руку и поведет на площадку. Чтобы ни одна волосинка не упала, чтобы грим никто не испортил. На площадке все давно отрепетировано, дублеры сделали все. Камеры уже готовы. Я работаю всегда одним дублем! Никогда не забуду одну сцену, благодарна режиссеру, что он меня услышал…
Я должна была в этом кадре всем предсказать судьбу. Отвели на съемку ровно два дня. А я режиссеру: «Очень прошу, не обижайтесь, я здесь никто. Но давайте поставим три камеры, сделаем один дубль и пойдем домой». Он посмотрел на меня как на сумасшедшую, но почему-то так и сделал... Насчет пробиться… Давно-давно, много лет назад, в Голливуде боготворили акценты. Звездами были Грета Гарбо, Марлен Дитрих, которую любили именно за ее немецкий акцент. Сейчас все изменилось. Изменился бизнес, появилась индустрия педагогов по акцентам. Американского актера отправляют к учителю, который ставит ему русский или венгерский акцент. В результате получить что-то в Голливуде иностранцу очень сложно. Ролей иностранцев всего лишь 10 процентов от общего объема. Нет смысла сидеть и ждать предложений, когда ты в этих 10 процентах. Лично я проделала колоссальную работу для того, чтобы избавиться от акцента.
— Это возможно?
— Да, у меня нет русского акцента вообще. Есть лишь малозаметный европейский. Я занималась с лучшими преподавателями американского английского, например с Робертом Истоном. Это один из самых дорогих педагогов в Голливуде. Когда он работал на студии 30 лет назад, она платила ему 1250 долларов за час! Он ставил акценты всем, Аль Пачино в «Лице со шрамом», Де Ниро, всем! Мне посчастливилось работать с Истоном. Спасибо Максимилиану (второй супруг актрисы, актер и режиссер Максимилиан Шелл. — Прим. ред.) за его помощь. Но самый большой шок у меня случился, когда ко мне пришла педагог Джулия Адамс. Она меня послушала и сказала: «И как же ты можешь работать, если не умеешь дышать диафрагмой?» А я певица, пела всю жизнь, но «от галстука», грудью, не от диафрагмы. Ложись, говорит, дыши. Первые два месяца у нас все занятия проходили лежа. И я задышала правильно. Она мне сказала: «Язык — это отношение к тебе. Если нет акцента, ты входишь в комнату как американка. Если ты поймешь это, то тебе не надо будет больше ни с кем работать». То есть я должна войти в комнату не Наташей Андрейченко, а американкой. Это ломка личности!
Я долго думала об этом и поняла, что я не хочу потерять Наташу. Не хочу притворяться, не хочу носить никакие маски, я хочу остаться самой собой. Я — это самое дорогое, что у меня есть. Эта маленькая девочка, которую я люблю, Наташа. Она живет очень глубоко, в сердце, в душе. В один прекрасный день я проснулась, села на диван в нашей библиотеке, закрыла глаза и начала горько плакать. Я задавала себе вопрос: «А где же эта маленькая девочка?» Мне казалось, что я ее потеряла. Каждый день я производила минимум 19 различных образов, имиджей, как я ненавижу это слово. Домработница получала одну Наташу, дочь, сын, муж — другую, агент — третью… а настоящей Наташи нет. Это было начало моего пробуждения. И тогда, в 1998 году, начался мой путь к себе. Я прошла через огромное количество учителей, жила в Индии, посещала великих русских святых. Мой длительный 18-летний путь к истине, к Богу, к мирозданию, к высшим силам — назовите это как хотите. А по-простому — это путь к себе и к своему сердцу.
— Вы всегда подчеркивали, что не эмигрировали в Америку…
— Да, я всегда это подчеркивала. Всегда была здесь, сидела и ждала ролей, а потом уже устала... Не знаю, что происходит с режиссерами — очнитесь, чупики! Чего же вы меня так боитесь, чем же я вас напугала, своим профессионализмом? Дайте работу!
— Но сейчас вы все чаще бываете в России и совсем недавно снялись в сериале «Две сестры», который скоро выйдет на Первом канале.
— Это фильм режиссера Влада Фурмана. Я там играю с Юлечкой Пересильд и другими изумительными артистами. Одну из главных ролей — маму Антонину, вокруг которой все и вертится. Всю жизнь у нее были двое мужчин одновременно, а дочки выросли и даже не знали об этом. Очень-очень интересный проект, я получила огромное удовольствие от съемок. Ждите премьеры на Первом канале.
— Еще слышала, что вы запустили канал на YouTube…
— Да, назвала его «От сердца к сердцу». Мне есть что сказать людям, я знаю, как сделать жизнь более уравновешенной, более счастливой. Закон притяжения — главный закон Вселенной. И если ты негативен, то жизнь лучше не станет. Нужно быть позитивными, радоваться, позволять себе мечтать как можно больше, и все сбудется. Я уверена, что мы все до единого пришли сюда для того, чтобы радоваться жизни. Кстати, хочу ответить на вопросы, которые неизбежно возникнут, когда читатели журнала увидят эту фотосессию. Мы сделали ее с моим другом Григорием Шелухиным, фотографом, дизайнером Владимиром Славским, стилистом Александром Шевчуком. Как думаете, почему платье невесты?
— Потому что вы надеетесь на личное счастье?
— Я не надеюсь. Я готова к нему. И понимая, как работает закон притяжения, придумала создать для себя платье невесты. С определенными цветами. Это незабудки. «Не забудь меня». То есть останься со мной навсегда. Именно так я работаю с космосом. Я с ним договариваюсь: нельзя давить, можно нежно просить и очень хотеть. И все обязательно исполнится. Этим может заниматься каждый человек. Но конечно же самой главной задачей является прийти к осознанности. А для этого необходимо проснуться. Ведь все люди спят. Все человечество спит. Вы встаете с постели как автомат, умываетесь, садитесь в транспорт, едете на работу. Вся жизнь проходит во сне. Первый шаг — понять это, почувствовать, оценить. Неужели вы проснетесь только тогда, когда врач поставит диагноз, где будет написано — «ну максимум две недели»? Неужели только тогда вы спросите себя: «Как? А где моя жизнь? Я что, ее проспал?» Это очень страшный момент, поверьте. Итак, первая задача — проснуться. Обо всем об этом я буду говорить на своем канале.
— Наталья, а все-таки вы останетесь здесь, в России, или уедете обратно в Мексику, где жили все последние годы?
— «Я буду там, где я нужней», — отвечу вам словами Мэри Поппинс.
Статьи по теме: