VIP |
Берлинале-2020: «Мой год Сэлинджера»
Юбилейный 70-й Берлинале открылся фильмом «Мой год Сэлинджера» Филиппа Фалардо – жизнеутверждающей драмой о Джоанн Ракофф, которая несколько лет работала литературным агентом затворника и гения Сэлинджера. Несмотря на мягкий перезапуск фестиваля, Берлинале блюдет важную традицию: начинаться со слащавой чепухи.
70-й Берлинале находится под пристальным наблюдением. Сменился директор фестиваля Дитер Косслик, руководивший смотром 19 лет, ушел в отставку, его заменили более молодые арт-директор Карло Шатриан, возглавлявший ранее более радикальный фестиваль в Локарно, и исполнительный директор Мариэтт Риссенбек, занимавшаяся в Голландии центром по продвижению немецкого кино. Разделение исполнительной власти и арта, гендерный паритет у руля смотра (Риссенбек – первая женщина на директорской позиции Берлинале), сильнейший – минимум по именам – за последние годы конкурс, который явно будет вызыватьмбольше энтузиазма критиков, чем находчивые побочные программы. Фестиваль заиграл новыми красками, но начали пока традиционно – слабой необязательной картиной, которая, видимо, призвана расшевелить жернова критического мышления в посетителях Берлина и его приветливых фестивальных площадок.
1996 год. Изучающая английскую литературу в университете Огайо студентка Джоан Ракофф (Маргарет Куэлли) приезжает погостить в Нью-Йорк, да так и решает там зависнуть на несколько месяцев. Перекантоваться на первое время пускает школьная подруга Дженни (Шонэ Керслэйк), работающая в издательстве, находящемся в старейшем литературном агентстве, которое сотрудничало с Агатой Кристи, Диланом Томасом и – из ныне живущих – Джеромом Сэлинджером. Джоан приходится приврать, что она читала все и умеет быстро печатать на машинке (60 слов в минуту), а потом ее бросают на чтение писем к писателю, дежурные ответы, что писатель фанатские письма не читает, и ссылке их в шредер. Пару раз в кабинете звонит телефон: Сэлинджер хочет выпустить книгу ранних рассказов. Пока на месте нет главы издательства Маргарет (Сигурни Уивер), поговорить с гением удается Джоан. Сэлинджер путает ее имя, но узнав, что она пишет, регулярно выступает в жанре мотивирующей литературы и советует писать каждый день. Ракофф, ранее не читавшая ничего у Сэлинджера, решает, что таковы и его культовые произведения.
Реальная история Ракофф – конечно, сюжет новейшего времени: смурной гений всея Америки Сэлинджер предстает в ней добрым дядюшкой, чей голос, фигура и затылок мотивируют Джоан заниматься тем, чем она на самом деле хочет – писательством. Первый роман она выпустила в 2009-м, историю их общения «Мой год Сэлинджера» – в 2014-м, после цикла документальный передач на радио BBC, где она рассказывала о самых тронувших ее фанатских письмах. Трепетное внимание Ракофф к некоторым (многим?), писавшим Сэлинджеру, – тоже не случайно: так изменились отношения между писателем и читателем; больше никаких клочков в башню из слоновой кости: писатель не небожитель, а тоже человек – пускай сам затворник Сэлинджер это вряд ли понял. Снобская интонация в интеллектуальной и культурной среде постепенно стала уступать открытости и радушию. Окончательная смена регистров случилась в 2010-е (подробнее об этом читайте в тексте Ольги Касьяновой об истории последнего суда Сэлинджера как предсказании ключевого поворота в культуре 2010-х).
Все это то, чем «Мой год Сэлинджера» Филиппа Фалардо мог бы быть. Как хороший нон-фикшн роман оказывается не просто пересказом ситуаций и баек, а экранизация хорошего или не очень реального сюжета – не сводится к иллюстрациям и мотивациям. Фалардо же явно не решил, как выстраивать историю, и хватался за все, что в истории Ракофф блестело.
Фильм не фокусируется на становлении Джоан, которая в течение картины принимает несколько судьбоносных решений: ускользает из провинции ради мегаполиса; устраивается на работу, для которой не имеет навыка; берется курировать писателя, которого не читала; завязывает отношения с продавцом книжного Доном (Дуглас Бут), не сообщив прошлому бойфренду Карлу (Хамза Хак), что роман зашел в тупик; читает письма с широко открытыми глазами и не менее открытым сердцем, вместо того, чтобы – как коллеги – с ухмылочкой сразу пускать их в расход; бросает Дона, когда понимает, что чувства – ноль; отказывается от карьерных перспектив литагента, поняв, что без писательства – в душе зудит.
Все это дано пунктиром между разговорами, которые призваны объяснить читателю на пальцах, что вообще такое NY 90-х, кто такой Сэлинджер (спойлер: не Пинчон, но почти), какие у него есть произведения и за что их любят, и томными планами Марго Куэлли (дочь Энди Макдауэлл, покорившая многих после «Однажды в… Голливуде»), которая в художественных и одухотворенных позах читает, складывая длинные ноги в замысловатые геометрические фигуры, тащит за собой чемодан (он такой красивый, что ему посвящено две сцены) и слезящимися глазами смотрит в кадр. Периодически фильм прикидывается интервью с Ракофф и авторами писем Сэлинджеру – но буквально пару раз, а потом забывает про этот не слишком художественный порыв. Вообще в «Мой год Сэлинджера» хватает неловких понтов: так, юноша из Уинстон-Сейлем (Теодор Пеллерен), похожий на Сэлинджера и покоривший Джоан своим письмом, пафосно курит за печатной машинкой, набирая очередную дежурную исповедь, какую потрясенный до глубины души читатель иногда хочет искренне сообщить автору с большой буквы. В ходе письма он так неистово тушит окурок, как будто пишет не несколько строк далекому затворнику, а заканчивает лучшую главу «Над пропастью во ржи».
Иными словами, фильм снят именно в формате наивного взгляда, где за каждой умеренно грустной сценой следует мотивирующая, а ключевые выводы – дешевый селфхэлп: найди, что тебе нравится, и занимайся этим со всей отдачей. Естественно, для такой дежурной мантры не очень нужны Сэлинджер, его фанаты, народные артисты Уивер, Бут, Куэлли и Колм Фьоре – и вообще сколь угодно внятная история. Потому у Фалардо самое интересное в кадре – не герои (они в лучшем случае оптимистичные функции) и не уникальный случай (складывается впечатление, что Ракофф невероятно мотивировали четыре автоматических разговора с Сэлинджером по телефону). Единственное, что вызывает мало мальский интерес – это смена костюмов: у живущей в доме без кухонной раковины Ракофф и ее начальницы Маргарет регулярно меняются наряды самых невероятных обойных узоров. Для фильма про мотивирующую комнату, в которую не зашел ни один живой человек, довольно показательный факт.
Ссылки по теме
Берлинале-2019// И Бог создал женщину
Берлинале-2018: Что творят мужчины
70-й Берлинале находится под пристальным наблюдением. Сменился директор фестиваля Дитер Косслик, руководивший смотром 19 лет, ушел в отставку, его заменили более молодые арт-директор Карло Шатриан, возглавлявший ранее более радикальный фестиваль в Локарно, и исполнительный директор Мариэтт Риссенбек, занимавшаяся в Голландии центром по продвижению немецкого кино. Разделение исполнительной власти и арта, гендерный паритет у руля смотра (Риссенбек – первая женщина на директорской позиции Берлинале), сильнейший – минимум по именам – за последние годы конкурс, который явно будет вызыватьмбольше энтузиазма критиков, чем находчивые побочные программы. Фестиваль заиграл новыми красками, но начали пока традиционно – слабой необязательной картиной, которая, видимо, призвана расшевелить жернова критического мышления в посетителях Берлина и его приветливых фестивальных площадок.
1996 год. Изучающая английскую литературу в университете Огайо студентка Джоан Ракофф (Маргарет Куэлли) приезжает погостить в Нью-Йорк, да так и решает там зависнуть на несколько месяцев. Перекантоваться на первое время пускает школьная подруга Дженни (Шонэ Керслэйк), работающая в издательстве, находящемся в старейшем литературном агентстве, которое сотрудничало с Агатой Кристи, Диланом Томасом и – из ныне живущих – Джеромом Сэлинджером. Джоан приходится приврать, что она читала все и умеет быстро печатать на машинке (60 слов в минуту), а потом ее бросают на чтение писем к писателю, дежурные ответы, что писатель фанатские письма не читает, и ссылке их в шредер. Пару раз в кабинете звонит телефон: Сэлинджер хочет выпустить книгу ранних рассказов. Пока на месте нет главы издательства Маргарет (Сигурни Уивер), поговорить с гением удается Джоан. Сэлинджер путает ее имя, но узнав, что она пишет, регулярно выступает в жанре мотивирующей литературы и советует писать каждый день. Ракофф, ранее не читавшая ничего у Сэлинджера, решает, что таковы и его культовые произведения.
Реальная история Ракофф – конечно, сюжет новейшего времени: смурной гений всея Америки Сэлинджер предстает в ней добрым дядюшкой, чей голос, фигура и затылок мотивируют Джоан заниматься тем, чем она на самом деле хочет – писательством. Первый роман она выпустила в 2009-м, историю их общения «Мой год Сэлинджера» – в 2014-м, после цикла документальный передач на радио BBC, где она рассказывала о самых тронувших ее фанатских письмах. Трепетное внимание Ракофф к некоторым (многим?), писавшим Сэлинджеру, – тоже не случайно: так изменились отношения между писателем и читателем; больше никаких клочков в башню из слоновой кости: писатель не небожитель, а тоже человек – пускай сам затворник Сэлинджер это вряд ли понял. Снобская интонация в интеллектуальной и культурной среде постепенно стала уступать открытости и радушию. Окончательная смена регистров случилась в 2010-е (подробнее об этом читайте в тексте Ольги Касьяновой об истории последнего суда Сэлинджера как предсказании ключевого поворота в культуре 2010-х).
Все это то, чем «Мой год Сэлинджера» Филиппа Фалардо мог бы быть. Как хороший нон-фикшн роман оказывается не просто пересказом ситуаций и баек, а экранизация хорошего или не очень реального сюжета – не сводится к иллюстрациям и мотивациям. Фалардо же явно не решил, как выстраивать историю, и хватался за все, что в истории Ракофф блестело.
Фильм не фокусируется на становлении Джоан, которая в течение картины принимает несколько судьбоносных решений: ускользает из провинции ради мегаполиса; устраивается на работу, для которой не имеет навыка; берется курировать писателя, которого не читала; завязывает отношения с продавцом книжного Доном (Дуглас Бут), не сообщив прошлому бойфренду Карлу (Хамза Хак), что роман зашел в тупик; читает письма с широко открытыми глазами и не менее открытым сердцем, вместо того, чтобы – как коллеги – с ухмылочкой сразу пускать их в расход; бросает Дона, когда понимает, что чувства – ноль; отказывается от карьерных перспектив литагента, поняв, что без писательства – в душе зудит.
Все это дано пунктиром между разговорами, которые призваны объяснить читателю на пальцах, что вообще такое NY 90-х, кто такой Сэлинджер (спойлер: не Пинчон, но почти), какие у него есть произведения и за что их любят, и томными планами Марго Куэлли (дочь Энди Макдауэлл, покорившая многих после «Однажды в… Голливуде»), которая в художественных и одухотворенных позах читает, складывая длинные ноги в замысловатые геометрические фигуры, тащит за собой чемодан (он такой красивый, что ему посвящено две сцены) и слезящимися глазами смотрит в кадр. Периодически фильм прикидывается интервью с Ракофф и авторами писем Сэлинджеру – но буквально пару раз, а потом забывает про этот не слишком художественный порыв. Вообще в «Мой год Сэлинджера» хватает неловких понтов: так, юноша из Уинстон-Сейлем (Теодор Пеллерен), похожий на Сэлинджера и покоривший Джоан своим письмом, пафосно курит за печатной машинкой, набирая очередную дежурную исповедь, какую потрясенный до глубины души читатель иногда хочет искренне сообщить автору с большой буквы. В ходе письма он так неистово тушит окурок, как будто пишет не несколько строк далекому затворнику, а заканчивает лучшую главу «Над пропастью во ржи».
Иными словами, фильм снят именно в формате наивного взгляда, где за каждой умеренно грустной сценой следует мотивирующая, а ключевые выводы – дешевый селфхэлп: найди, что тебе нравится, и занимайся этим со всей отдачей. Естественно, для такой дежурной мантры не очень нужны Сэлинджер, его фанаты, народные артисты Уивер, Бут, Куэлли и Колм Фьоре – и вообще сколь угодно внятная история. Потому у Фалардо самое интересное в кадре – не герои (они в лучшем случае оптимистичные функции) и не уникальный случай (складывается впечатление, что Ракофф невероятно мотивировали четыре автоматических разговора с Сэлинджером по телефону). Единственное, что вызывает мало мальский интерес – это смена костюмов: у живущей в доме без кухонной раковины Ракофф и ее начальницы Маргарет регулярно меняются наряды самых невероятных обойных узоров. Для фильма про мотивирующую комнату, в которую не зашел ни один живой человек, довольно показательный факт.
Ссылки по теме
Берлинале-2019// И Бог создал женщину
Берлинале-2018: Что творят мужчины