Мария Порошина: «Идет обновление и души, и тела»

— Сама на это никогда не решилась бы. Хотя... В детстве у меня над кроватью висело много репродукций картин Рембрандта, Ренуара. Бабушка и мама постоянно меняли их и, кроме того, еще добавляли красивые картинки из журналов, прежде всего фотографии советских киноактрис. Очень долго висел портрет Ирины Алферовой с Александром Абдуловым и маленькой дочкой Ксюшей — какие же они там красивые! А еще в уголочке был прикреплен бумажный пакет с рекламой дорогой западной косметической фирмы (такой пакет считался в СССР немалой ценностью!) — очень красивая зеленоглазая девушка с короткой стрижкой и челкой набок — как сейчас у меня. Я любовалась ею и хотела такую же прическу... Прошло много времени, но по собственной воле расстаться с длинными волосами я никогда не смог­ла бы. Я просто потеряла их — в прямом смысле. Из-за съемок в разных проектах перегрузила окрашиванием и ежедневной накруткой. В 9-м сезоне «Склифосовского» была жгучей брюнеткой. В четвертом сезоне «Родителей» мой цвет — блонд. А у Александра Жигалкина в проекте «Французы под Москвой», где я играю деревенскую женщину, мне сделали корни темные, а верх светлый. Такое разнообразие имиджей работает на роль. Но в итоге мои волосы сказали: «Знаете что, Мария, до свидания! Мы уходим, а вы ждите новых!» И у меня остался ежик в два сантиметра с какими-то редкими клочками. Первое время, когда я снимала кепочку, подруги от неожиданности начинали дико смеяться. Я спрашивала: «Что, совсем плохо?» Они мялись: «Нет-нет...» Я улыбалась: «Ничего? И так ведь хорошо?» Они вроде соглашались: «Да, конечно, ничего страшного!» Но тут же каждая посылала мне названия средств для роста волос — кто ампулы, кто крем, кто сыворотку… Я и сама не воспринимала себя такую, не понимала — как это? Но деваться было некуда. В конце концов решила: будем считать, просто идет обновление и души, и тела. — Дети растут! И радуют, и огорчают порой. Все знают, как бывает непросто. Когда вечером они вчетвером на меня «наваливаются» — сына надо накормить и выкупать, с дочками пообщаться, выслушать, что у них происходит, — иногда не понимаешь, как каж­дому уделить время. К тому же вот уже два года со мной нет мамы, на которой все держалось. Она была моей защитой и опорой. Главной помощницей! А теперь все по-другому. И иногда бывает очень грустно. Но любые трудности, и одиночество в том числе, даются не просто так, а чтобы человек что-то понял про себя новое и стал сильнее... Не устаю удивляться, какие же у меня разные дети! Самая старшая Полина — ей 25 лет — как и я, окончила Театральный институт имени Щукина. И теперь вместе со своим молодым человеком актером и режиссером Яном Яновским преподает в театральной студии РГСУ. Уже выпустили со студентами «Фантазии Фарятьева», «Коварство и любовь», сейчас взялись за «Пигмалиона». Ян поставил «Фандо и Лис» абсурдистского драматурга Фернандо Аррабаля в Юго-Осетинском драматическом театре (спектакль привозили в Москву на фестиваль, и он имел большой успех). А еще дочь играет со своим институтским курсом спектакль «До+Вла=Тов». Режиссер Родион Овчинников поставил его как дипломный, и вот уже пять лет он популярен у зрителей. В Театре на Таганке Полина играет в постановке «Lё Тартюф. Комедия» и репетирует в «Капитале» по Марксу. Точно так же, как я в ее возрасте, дочь переживает, что пока нет больших ролей в кино. Я ее успокаиваю, ведь сама стала сниматься только в 26 лет, и начинала отнюдь не с главных ролей... Самому маленькому — Андрюше — два с половиной года. Он уже вовсю общается, разговаривает и пробует шутить. Еще он очень крепкий (зовем его Боровичок). Любит боксировать, и у нас есть маленькая боксерская груша. Рисует и лепит из пластилина. Симе в сентябре будет 16. Переходный возраст, и этим все сказано. Она очень эмоциональная натура, типичный гуманитарий, любит играть на фортепиано, интересуется философией, изучает японский, на карантине сама освоила хип-хоп. В прошлом году мы ее перевели в другую школу, где небольшие классы и индивидуальный подход к ученикам — там ей очень нравится. А вот серьезные занятия живописью (она училась в Строгановке) Сима пока оставила, к моему большому сожалению. В общем, ребенок ищет себя. А я не тороплю. Сейчас ведь даже непонятно, какие профессии лет через пять будут востребованы. Пятилетняя Глаша занимается теннисом, из девяти мячей отбивает девять! И вслед за старшими сестрами пошла в прекрасную хоровую студию. Очень активная девочка, громкая, шумная, постоянно включает радио и танцует под любую музыку. Мы так и говорим: «Выступает народная Глаша!» А Груняша — ей 11 — оканчивает музыкальную школу (ту самую, в которую в свое время ходили и Полина, и Сима). Раньше танцевала в ансамбле «Юность», но из-за пандемии прекратила и теперь на удивление увлеклась карате. У нее явные актерские задатки, но я не вожу ее на кастинги или детские телепроекты. Пусть повзрослеет и поймет, насколько это сильное желание или кратковременное увлечение. — Это же новые места, новые впечатления. Кстати, театральные гастроли сейчас стали совсем другими, чем в советские времена. Тогда каждое лето московские театры выезжали надолго — на недели! — в какой-нибудь крупный город. И показывали несколько разных спектаклей. Ехали со всеми декорациями, которые доставлялись фурами или даже самолетами! Я не успела застать такого, хотя год работала в те­атре Арцибашева, а потом в Театре имени Моссовета начала репетировать две пьесы. Но из-за беременности Груняшей эти спектакли так и не закончила. А сейчас гастроли — обычно спектакль с одним названием. Один вечер — один город, следующий — другой... Конечно, очень сложно каждый день переезжать — иногда по 7—8 часов проводим в дороге перед спектаклем, любой удобный момент используя для сна. Приезжаем на место, технический персонал ставит декорации, а мы «проходим свет», вспоминаем текст, танцы. Играем спектакль, быстро ужинаем, собираем чемоданы — и снова в путь. Помню, когда у меня мама работала в Большом и приезжала с гастролей, то первый день в Москве она никуда из дома не выходила, просто отдыхала. Сейчас такой возможности часто не бывает. Иногда после гастролей, даже не заезжая домой, бежим на съемку. Ведь не хочется отказываться от хорошей роли только из-за большой загрузки в данный момент. К тому же всегда бывает по-разному: сейчас предложения есть, а потом не будет месяц, два, три. Тут уже не думаешь, сложный ли у тебя график. Если в проекте хорошая роль, режиссер, сценарий и актерский состав прекрасный — это огромная радость. Ну и о финансах тоже нужно всегда думать и что-то рассчитывать наперед... - У актерской жизни две стороны. Приятную мы видим на экране и на красочных фотографиях в журналах. А сколько за этим стоит труда, сложностей и нюансов, известно только посвященным. Конечно, нашу работу нельзя сравнить с тяжелым физическим трудом. Но порой после спектакля или съемок мы все мокрые — буквально выжимаем костюмы и падаем на диван, чтобы отдышаться. Если к тому же у тебя не было выходных почти месяц, то это совсем непросто. Безусловно, домашние дела скапливаются и нужно решать много проблем, связанных с детками. Учеба, кружки, совместные поездки, еда, личное. Все, как у всех... — Сколько потрясающих мест в России и за рубежом удалось увидеть благодаря актерской профессии! Например, я трижды побывала на Ниагарском водопаде. Любовалась этим чудом природы и вечером, и днем, и в дождливую, и в солнечную погоду. В Канаде удалось увидеть места, где снимали фильм «Выживший» с Ди Каприо. Безумно красивые, с замками в готическом стиле, горными реками, минеральными источниками, в которых мы купались. Кстати, местная природа мне очень напомнила наш Алтай. А после того, как в Лос-Анджелесе я увидела киностудии и походила по улицам, где живут звезды, с особенным чувством посмотрела картину «Однажды в... Голливуде»: так приятно было узнавать знакомые места. — Я никогда не забуду слова Саши Балуева, которые он сказал почти 20 лет назад. Тогда мы с ним и с Александром Феклистовым только начали ездить по стране с постановкой «Великолепный мужчина», оказавшейся очень успешной, мы играли ее лет пятнадцать. Помню, пос­ле спектакля покидаем очередной театр через служебный вход. Балуев — абсолютно уставший, не спавший четыре ночи подряд из-за перелетов и съемок, да еще с температурой. И тут к нему кидаются зрители. Женщины обнимают, мужчины жмут руки, заводят беседы на военные темы, о политике — обо всем. Вижу, Саше плохо, он практически падает, но улыбается поклонникам, общается. Пока всем не дал автографы, не ушел. Спрашиваю: «Что же ты людям не сказал, что болеешь — мол, отпустите меня». А Балуев говорит: «Артист не имеет права отказать зрителям во внимании: в фотографии, автографе, доб­ром слове, улыбке. Эти люди тебя любят, пришли тебя посмотреть на сцене, и ты тоже должен быть им благодарен!» — С Андреем Ильиным репетируем постановку — там три новеллы, и у нас по три персонажа. Пока трудно свести расписания: съемки часто переносятся. Никак не можем сделать финальный рывок, для которого нужны десять дней репетиций. Но я думаю, что все получится. Потому что о таком партнере, как Андрей, можно только мечтать. У нас же с ним и Александром Феклистовым уже есть совместный проект — «Любовная чехарда». Это пьеса хорватского драматурга Миро Гаврана. Он, кстати, приезжал в Москву, смотрел постановку и остался очень доволен. Как и его жена-актриса, которая играла в этой пьесе в Хорватии. Пожимая мне руку, она улыбалась: «Как здорово: у вас получилась совершенно другая история, но она тоже очень-очень интересная!» Гавран — автор и пьесы «Ищу мужа», которую мы играем с Мишей Полицеймако и Владом Котлярским. А в Театре Российской армии я сейчас репетирую в новом спектакле по «Свадьбе» Зощенко. Декорации очень необычные: футбольное поле, дирижабль. Музыка интересная. В общем, планов много! (Инна Фомина, «7 дней», 11.08.21)