Хибла Герзмава: «Честолюбие и честность в профессии — главные составляющие оперного певца»
.
Я всегда восхищаюсь, Хибла, твоей неуемной энергией. При твоей колоссальной творческой востребованности ты еще придумала свой музыкальный конкурс. Не представляю, как тебя на всё хватает? Откуда силы берешь?
А что такое, Вадик, силы для творческого человека? Когда ты занимаешься любимым делом и тем, в чем уверенно себя чувствуешь, Господь дает на это силы — ровно столько, сколько ты можешь вынести.
Когда ты это поняла?
Я это поняла после смерти мамы: на мою долю очень много выпало тогда испытаний.
Ты же была еще совсем юной.
Мне было 17 лет, и я собиралась поступать в Московскую консерваторию. Мама очень хотела, чтобы я соединила свою жизнь с музыкой. Так важно, когда в тебя верят! Это то, что я пронесла через всю жизнь и осуществляю в своем конкурсе, который будет проводиться один раз в два года. В оперном жюри были агенты и директора театров и концертных залов. В жюри концертмейстеров соединились две плеяды — московская и питерская школы. Наша программа отличалась от всех конкурсов. Она была соткана из разной музыки: обязательная ария Моцарта, арии разных веков и стилей, оперетта, народная песня, дуэт, и всё это происходило на оперной сцене моего родного театра! Я счастлива, что Президентский фонд культурных инициатив поверил в нас и дал возможность сделать конкурс на высочайшем уровне. У нас очень красивый приз. Это потрясающий арт-объект — не статуэтка, а летящая нота, живая летящая нота. Мы оплатили всем конкурсантам дорогу, проживание. В наших участниках, молодых людях, очень много творческой энергии. Есть немало прекрасных певцов, которые вроде бы уже и занимаются профессией, но основной карьеры у них нет. Это ведь важно, чтобы в какой-то определенный момент тебе помогли и в тебя поверили. Я всегда знала, что творческий человек нуждается в поощрении, нуждается в правильном воспитании и педагоге, в правильных учебных заведениях, в правильных конкурсах, в правильных концертных залах и оперных домах. Это всё путь, очень важный и трудный.
В этом смысле у тебя самой всё сложилось довольно стремительно. Ты училась в Московской консерватории у прекрасных педагогов — Ирины Масленниковой и Евгении Арефьевой, они тебя любили, верили в твой талант. Еще студенткой тебя ожидал триумф на Международном конкурсе Чайковского — Гран-при, причем этот высший приз был вручен впервые за всю историю конкурса. Ты попала в Театр Станиславского и Немировича-Данченко — и сразу колоссальный творческий интерес к тебе со стороны руководителя оперной труппы Александра Тителя.
За всем этим стоит огромный труд тех людей, которые меня направляли на этот путь, и огромный мой труд, ведь важно, что человек трудится и служит музыке.
Вот эта работоспособность, про которую ты говоришь, у тебя в крови, тоже с детства?
Перфекционизм, да. Я с детства была такой, со школы. Это когда ты стараешься во всем быть отличником. Иногда это даже мешает, иногда это надо немножечко отпустить, но сделать это сложно, потому что ты воспитан так, в такой семье. Это всё было в очень правильном русле, так скажем.
Ты можешь сколько угодно говорить о том, что можно себя немножко отпустить, — у тебя это точно не получится. Поэтому и результаты такие.
На самом деле я не хочу ничего отпускать. Это как тот скакун: если его не направлять, то он может убежать в другую сторону. Нужно знать, что важно для тебя, знать, куда ты идешь, если у тебя есть конкретная задача. Тогда можно распределить и вот этот перфекционизм, и свои силы, и чувство долга, и честность перед профессией. Честолюбие и честность в профессии — главные составляющие оперного певца. Я счастлива, что училась в Москве, в консерватории. Я счастлива и горжусь, что я российская оперная певица, что я народная артистка России и лауреат Государственной премии моей страны.
Ты счастливый человек еще и потому, что рано поняла, куда идешь, в какую сторону и кем хочешь быть. Хотя я знаю, что в детстве ты мечтала стать органисткой — даже в консерватории параллельно с вокальным факультетом два года училась на факультете органа.
Пианистическое прошлое очень помогает в моей сегодняшней певческой жизни.
А как помогает?
Во-первых, певец начинает слышать по-другому. Мне кажется, все-таки надо на каком-то из инструментов уметь играть, хотя бы на рояле. И слушать музыку, не только вокальную, но и симфоническую и фортепианную. Я росла в Пицунде рядом с храмом, где стоит прекрасный орган, который был специально построен для этого храма. А какая потрясающая музыка там звучала — органная, симфоническая и вокальная! И вот уже 21 год рожденный в Абхазии фестиваль «Хибла Герзмава приглашает...» имеет свою яркую музыкальную историю. Мне кажется, певец должен быть воспитан на разной музыке, это формирует вкус и стиль.
Ты и сама несешь разную музыку. Например, твои джазовые концерты не менее роскошны, чем оперные истории.
У меня так складывается карьера, что я пела в первых театрах мира главные партии: в Ковент-Гардене, Ла Скала, Метрополитен-опере, Баварской опере, Венской опере. Я счастлива, что могу служить и в Мариинском театре, когда меня приглашает Валерий Абисалович Гергиев, и в Большом театре, когда Владимир Георгиевич Урин зовет. Театр Станиславского и Немировича-Данченко — это с 1995 года мой дом, из которого я бы никогда не ушла. Именно поэтому я и придумала конкурс: для артиста так важны истоки и всё, что связано с его становлением.
Я с тобой согласен, тем более что я много лет вел на канале «Культура» программу «Кто там…», как раз про начинающих, про молодые таланты.
Да, я, к сожалению, не попала в твою программу, не получилось у нас с тобой. (Улыбается.)
Это потому, что ты очень быстро стала звездой. Зато позже ты снялась в нашей с Игорем программе «2 Верник 2». А как тебя любят зрители! На твоих спектаклях и концертах всегда аншлаги.
Могу сказать, что я избалована тем, что у меня всегда полные залы. И я низко кланяюсь своим зрителям. Они приходят с цветами, подарками, они аплодируют, им нравится то, что я делаю, — а это счастье. В какой-то момент, особенно после 50, ты особенно начинаешь это ценить.
Слушай, а ты так легко про свой возраст говоришь?
Я абсолютно спокойно говорю про возраст. Ты знаешь, я горжусь, что я в 53 года прекрасно выгляжу.
Могу это подтвердить!
Я прекрасно, тьфу-тьфу-тьфу, звучу. Надеюсь, что голос будет еще долго свежим, потому что у меня есть чистота тембра и отличная вокальная школа.
Ты как-то говорила мне, что, когда у тебя сын родился, голос стал мягче и лиричнее. Это действительно так влияет?
У меня в голосе появились какие-то другие нотки, тембр стал более богатый, более круглый, более изысканный. Весь твой организм поет — это в полной мере я ощутила как раз после рождения ребенка. Но это очень индивидуально, у всех происходит по-разному.
Получается, после рождения сына ты стала знакомиться с собой, со своим голосом заново?
Наверное, да. Немножко поменялся репертуар. Женщина становится более мягкой, более женственной, у нее глаза другие, ощущение мира и музыки другое.
Ты же очень быстро вернулась на сцену. Это тоже перфекционизм: сыну 4 месяца, а ты уже на сцене!
Нет, это честолюбие, это чистота в работе и профессии. Сначала нужно обязательно посмотреть, как чувствует себя голос. Если ты восстановлен, то можно потихонечку начать петь. Мы сейчас стали говорить про Сандрика, и я захотела шоколадку. (Улыбается.)
Сын, когда был маленьким, пел в детском хоре Театра Станиславского и Немировича-Данченко, но музыкантом не стал.
Это одна из частей воспитания ребенка, когда он дома слушает музыку и воспитан на хорошей музыке. У нас в театре замечательный детский хор. Детки поют в наших спектаклях на разных языках. Это тоже воспитание. Я была рада: сын рядышком и выступает в спектаклях. Он такой чудесный был в «Богеме» — в кепи, настоящий Гаврош! Мы его называли Знайкой, потому что он в таких маленьких круглых очочках был и в кепи. У нас была потрясающая постановка «Богемы», я считаю ее одной из лучших в мире. И для меня этот спектакль исторический, я ведь пришла в Театр Станиславского именно на постановку «Богемы». А потом сразу меня пригласили в Мариинский театр петь в опере «Руслан и Людмила».
Здорово. Вот сын: пел в хоре, участвовал в спектаклях, а музыкой не заболел…
Сандрик — очень музыкальный, прекрасно поет. Он не стал профессиональным музыкантом, но всё равно занимается театральным делом. Ему 24 года, он учится на менеджменте арт-бизнеса и на режиссера-сценографа.
Что ж, в перспективе у вас может сложиться творческий тандем.
У него акцент на драматический театр, но главное — театральный ребенок получился (улыбается), чему я очень рада.
А я рад, что, когда мы говорим про твоего сына, ты ешь шоколадку.
Да, потому что ребенок у меня сладкий. Он очень стильный, элегантный, а главное — у него есть стержень мужской. Я считаю, что мальчиков нужно воспитывать именно так, со стержнем. Мужчина должен быть мужчиной. Он должен быть сильным, уважать старших, обожать женщин, детей, стариков. Он Вселенский человек, мы же рождаем не для себя, это в какой-то момент они рядом, а потом это Вселенские люди. Мы рождаем их для Вселенной. Они свободны.
Какая мудрая мама!.. Хочу спросить про Большой театр. Каждое твое выступление в Большом — это событие. Но когда тебя позвали в труппу, ты отказалась. Неужели не было соблазна стать примой Большого театра?
Мне кажется, время примадонн было, когда Елена Образцова пела, Ирина Архипова, Галина Вишневская, Маквала Касрашвили, когда были Атлантов, Соткилава, Нестеренко — это же знаменитая плеяда певцов, за которыми мы шли, мы были маленькими, для нас это были великие имена. Меня несколько раз приглашали в Большой театр. Может быть, в самом начале пути я сделала ошибку, когда отказалась от Большого театра. Мне казалось, раз меня привели в Театр Станиславского и я уже стала здесь расти, то несправедливо отсюда уходить. И я понимаю, что поступила правильно. Можно петь в разных театрах, но всегда надо возвращаться домой. Я с удовольствием прихожу в гости, когда меня зовут в Большой петь и преподавать в Молодежной программе.
«Хибла» в переводе с абхазского — «золотые глаза». Это имеет для тебя какое-то значение?
Я считаю, что данное человеку имя — это его энергия. Я очень благодарна родителям, что они назвали меня Хиблой. Это сильное имя. Хибла Герзмава — сочетание имени и фамилии...
…а «Герзмава» — это «волк».
Волк, да.
А в тебе есть что-то волчье?
Может быть, есть. Что такое волк, волчица? Это семейный очаг, сила, это умение повести за собой, правильно?
Да. Еще суровый нрав.
И суровость. Да, всё это во мне есть.
При этом кроме «волчицы» у тебя — море обаяния. Такая мягкая сила. А на сцене —невероятная амплитудность! Многие твои героини проживают трагедии. Страсти бушуют, рвутся в клочья, и вдруг такая тонкая лирика возникает, как, например, в «Медее». Сколько энергии требует каждая твоя партия! А ты же еще стойкий оловянный солдатик: что бы ни случилось, как бы себя ни чувствовала, всегда выходишь на сцену.
Я очень редко что-то отменяю, и если уж отменяю, то значит действительно серьезно заболела.
Как ты проводишь день перед спектаклем?
И перед спектаклем, и перед концертом голос должен отдыхать. А это молчание и тишина. Я сижу с клавиром, повторяю текст, смотрю всю ткань спектакля, не только свою партию. Я обязательно должна повторить партии своих партнеров, посмотреть оркестровку, когда я вступаю... Это такая отдельная музыкантская жизнь перед спектаклем. Я распеваюсь очень заранее, мне всегда хочется, чтобы голос звучал и не был сухим, — нам на помощь приходит физраствор, который дает возможность немножечко увлажнить свой голос. Конечно же, меня красят, я причесываюсь, потому что певица должна быть очень красивой на сцене. Я всегда приезжаю за три часа до начала, готовлю специальные украшения, проверяю свои платья и туфельки. Обязательно нужно пройтись по сцене заранее, даже если она еще не готова, — так ты настраиваешься на спектакль, возникает ощущение свободы.
А на следующий день — уже обычный ритм?
Иногда после «Медеи» или других очень сложных спектаклей надо подольше отдохнуть, но бывает так много дел, что ты встаешь и идешь. Нужно всё время учить что-то новое. Мы же всегда ученицы и ученики. Как однажды моя знакомая, не музыкант, пошутила, что с головой и мозгами у меня всегда всё будет хорошо, потому что я постоянно что-то учу — новые партии, романсы...
Это правда, что ты йогой занимаешься?
Сейчас нет, но я дышу йоговскими упражнениями. А раньше да, я очень серьезно занималась йогой. У меня был учитель, я приходила заниматься гимнастикой, для меня это было вместо фитнеса.
Вот ты сказала, что для тебя важно, какие на тебе украшения и драгоценности на сцене. А в жизни что предпочитаешь?
Я всегда одеваюсь casual, элегантно, но очень просто. Я люблю украшения, у меня есть украшения для сцены, а есть украшения для жизни. Они обязательно разные и на каждый отдельный случай: на выход, в театр, на репетицию. Мы, женщины, хотим прекрасно выглядеть, а если что-то блестит, это очень красиво. Всегда приятно, когда это натуральные камни.
Я прихожу на репетицию, а на мизинчике у меня элегантный перстенек или в ушках что-то красивое.
«Дружу только с мужчинами» — твоя фраза, произнесенная несколько лет назад. В этом плане ничего не изменилось?
У меня есть две подруги, которые со мной с детства, а так, в принципе, друзья только мужчины — так получилось. Наверное, я им верю больше. В детстве у нас была такая мальчишеская компания. Они меня взяли к себе, охраняли, оберегали. Это было очень трогательно, правда.
А почему ребята так к тебе относились?
Не знаю, может, потому, что я умею дружить. В дружбе надо не только себя любить, но и того человека, с которым дружишь. Так же и с музыкой: я ведь люблю музыку в себе, а не себя в музыке. И я это давно поняла.
Со студенческих лет?
Думаю, со школы даже. Я просто поняла, что сначала люблю музыку, а потом себя. Мне всегда казалось, что это правильно.
И музыка отвечает тебе взаимностью. А есть какие-то неизведанные горизонты, к которым тебе хочется приблизиться?
Мне обязательно нужно сделать новую камерную программу. Сейчас готовим ее с Катей Ганелиной, великолепной пианисткой, моим концертмейстером, с которой мы уже 30 лет вместе на сцене. Потом надо подготовить «Аиду», Эльвиру из «Эрнани», Адриану Лекуврёр — вот эти три полотна я готовлю. А осенью уже традиционно я приглашаю своих зрителей и тех, кто любит театр и музыку, в Мариинский театр на вручение премии «Онегин».
Хибла, дорогая, я рад нашему разговору. Мы с тобой столько лет дружим, а я для себя постоянно открываю новую Хиблу Герзмава. И пусть так будет всегда!
Спасибо огромное, Вадюша. С тобой очень приятно беседовать.