«Объясни мне, фон Тротта»: Егор Зайцев — о новом фильме легенды

В российский прокат с уже привычной годовой задержкой выходит фильм Маргарете фон Тротта, живой легенды немецкого кинематографа. «Объясни мне, любовь» раскрывает историю отношений австрийской поэтессы Ингеборг Бахман и швейцарского прозаика Макса Фриша, пришедшуюся на 1958–63 годы. (Артисты, к сожалению, оказались неспособны передать диалекты и говорят на стройном Hochdeutsch — литературном немецком).

Первый вопрос, возникающий у зрителя — как оригинальное название «Ингеборг Бахман: Путешествие в пустыню» («Ingeborg Bachmann: Reise in die Wüste») превратилось в «Объясни мне, любовь»? Объясним за прокатчиков. Ингеборг Бахман в России никто не знает, любовь привлекательнее пустыни, «Erklär mir, Liebe» — название одного из лучших стихотворений поэтессы, а фильм, как его ни назови, все равно о любви. Или не о любви?

Роман Ингеборг Бахман и Макса Фриша — притча во языцех, большой скандал, рок и фатум, миф и факт, притом не только биографический, но и литературный: оба автора отразили его в своем творчестве. Книга Фриша «Назову себя Гантенбайн» (1964) не только содержит намеки на их отношения (многие узнавали Бахман в тщеславной актрисе по имени Лила), но и повлияла на них, и в какой-то степени, как принято считать, привела к разрыву.

Реакция поэтессы была более чем болезненная: утратив доверие к возлюбленному, она долго приходила в себя, лежала в психиатрических клиниках, переживала годы творческого кризиса и полного молчания, прежде чем взяться за цикл романов «Виды смерти».

«Виды смерти», по мысли автора, должны были описать способы, которыми современное общество убивает человека вообще и особенно женщину. Не последнюю роль в этих романах играл Фриш: многие читатели узнавал его в образе Мáлины из одноименного романа; еще более несомненна аллюзия в неоконченной книге «Реквием по Фанни Гольдман», где почти открыто описаны мучения Бахман после публикации Фришем «Гантенбайна». Взгляд Бахман на отношения полов был далек от общепринятого: она считала брак невозможным для работающей женщины, ревностно оберегала свою независимость, предпочитала то, что мы сегодня называем «свободными отношениями», с одной поправкой: любовь понималась ей как экзистенциальное, а не социальное состояние:

«Тебе это понятно? Твое одиночество я не разделю никогда, ибо у меня свое, более давнее и на более долгие времена. Я не создана для того, чтобы разделять ваши заботы. Эти заботы — нет! Как бы я могла когда-либо их признать, не изменив своему закону? Как бы могла когда-либо поверить в важность ваших конфликтов? Как мне поверить — пока я действительно вам верю, верю без оговорок — в то, что вы нечто большее, чем ваши беспомощные, тщеславные речи, ваши жалкие поступки, ваши дурацкие подозрения. Я всегда верила, что вы нечто большее — рыцари, кумиры, самоотверженные, достойные высочайшего королевского имени. Когда ты больше ничего не мог поделать со своей жизнью, то говорил вполне правдиво, но только тогда». «Ундина уходит» (1961), Ингеборг Бахман, пер. С. Шлапоберской

Была ли в отношениях Бахман и Фриша такая любовь? Едва ли. Но была другая, пусть и обернувшаяся катастрофой.

Особенность фильма фон Тротта — никакой любви в нем нет. А что есть? Малоубедительный флирт, многозначительная декламация «Моста Мирабо» Аполлинера у моста Мирабо под лиричную музыку (так, вероятно, сближаются литераторы), неуклюжий поцелуй в темном подъезде, пугающие пророчества Фриша: «Ты сделаешь меня несчастным», первые ссоры из-за немытой посуды, страх стука чужой пишущей машинки, патологическая мужская ревность, привычная мужская мизогиния и так далее и тому подобное, вплоть до чудовищного резюме: «Ты мой убийца».

Является ли эта особенность фильма проблемой? Все зависит от того, что хотели добиться авторы. Собиралась ли фон Тротта показать историю любви? Ответ, как мне кажется, дают уже первые сцены, кстати, основанные на реальных описаниях снов поэтессы, где Фриш предстает отнюдь не героем-любовником, но персональным демоном Бахман, ее ночным кошмаром.

Немаловажен и образ пустыни, в оригинале вынесенной в заглавие. Пустыня — отнюдь не первая ассоциация, возникающая при упоминании Бахман. Да и Адольф Опель, молодой писатель, сопровождавший ее в этом путешествии, при всем уважении, не самое интересное действующее лицо в ее бурной биографии (одним из документальных источников фильма стала книга Опеля «Ингеборг Бахман в Египте», состоящая главным образом из фотографий и сухой безоценочной хроники путешествия).

Если это фильм о любви, почему за кадром остался Пауль Целан? Переписка поэтов, в 2009-м году опубликованная по-немецки, а спустя семь лет и по-русски в «Ad Marginem», — чем не сюжет для любовного фильма? Вывод напрашивается сам собой: это лента не о любви, и любовь здесь ничего объяснить не сможет. Тогда о чем же?

Здесь стоит сделать небольшое отступление и сказать несколько слов о формальном устройстве фильма. Параллельно с хронологическим повествованием об отношениях Бахман и Фриша развивается еще несколько сюжетных линий, а именно: Бахман в психиатрической клинике, Бахман в Египте с юным Опелем, знакомство Бахман с Опелем.

Сама фон Тротта в одном из интервью объясняет это двояко: 1) линейное и последовательное повествование для нее слишком скучно; 2) не имея доступа к переписке Фриша и Бахман, невозможно было простроить сколько-нибудь достоверную хронологию их отношений. В итоге, по мнению автора, фильм только выиграл от этого решения. Две главные сюжетные линии (любовная и «пустынная») развиваются параллельно или, точнее сказать, в противоположных направлениях. Чем сильнее Бахман углубляется в пустыню (поездка происходит вскоре после разрыва), тем лучше и свободнее она себя ощущает. Чем дольше длятся отношения Бахман и Фриша, тем хуже ее состояние.

Таким образом, фильм получает как бы две развязки, одна из которых находится в будущем относительно другой. Фриш приводит героиню к катастрофе, болезни и потере всякого желания жить. Путешествие в пустыню освобождает от груза прошлого, дарит свободу как в жизни, так и в любви (чего стоит сцена группового секса с тремя случайными партнерами), помогает пережить символическое перерождение (неспроста она просит закопать ее в песок, то есть похоронить) и наконец вернуться к вынужденно оставленной жизни, в том числе буквально — в финальном кадре актриса медленно входит в фокус.

Итак, фильм, как мы выяснили, не о любви. Он об Ингеборг Бахман (энтшульдигунг, Фриш), недаром именно ее имя вынесено в оригинальное заглавие. Это фильм о выдающейся австрийской поэтессе, переставшей писать стихи и переживающей глубокий кризис после столкновения с не менее, но иначе одаренным писателем (Фриш — настоящий прозаик, своего рода Тригорин, повсюду ищущий сюжеты и персонажей; Бахман, поэт per se, занята, в первую очередь, словами и словесными образами) и, что более важно, мужчиной с гораздо более патриархальными представлениями о семейной жизни. Это признавал и Фриш: «Я носил ее на руках — самый удобный способ общения с женщиной и самый скверный».

Фильм о том, как преодолеть кризис, как уйти в пустыню и начать все с начала. А значит, нам осталось ответить на два вопроса: 1) насколько точно он представляет историю их взаимоотношений; 2) насколько художественно убедительным получился образ главной героини.

Любопытный факт: буквально через несколько месяцев после того, как фильм был отснят, издательство Suhrkamp публикует переписку Бахман и Фриша. Книга с говорящим названием «У нас не получилось» становится сенсацией: устоявшиеся образы жертвы и палача, нарратив, активно воспроизводившийся самой Бахман, не выдерживает проверку реальностью. Как обычно, на деле все гораздо сложнее.

Любопытный факт № 2: во время съемки фильма Маргарете фон Тротта не имела доступа к этой переписке — такова была воля издателя. Этот столь же любопытный, сколь прискорбный факт позволил некоторым немецким критикам написать сразу же после премьеры «Объясни мне, любовь» на Берлинском кинофестивале в 2023 году: «Это кино, устаревшее еще до выхода на экран».

Так ли все однозначно? Что испытывает зритель, слыша, как Бахман в фильме называет Фриша своим убийцей? Эта сцена как минимум амбивалентна: тот, кто жаждет истории об угнетении талантливой женщины завистливым мужчиной, легко поверит ее словам; тому же, кто привык думать, что в неудачных отношениях виноваты оба, оставлено пространство для сомнения.

Последний и, по существу, главный вопрос: получилось ли в фильме создать убедительный образ Ингеборг Бахман?

Фон Тротта признается, что поначалу ей было сложно снимать фильм про Ханну Арендт (2012). Как в фильме изобразить философа? Показать, как она лежит и думает? Снять крупным планом взрытый морщинами мысли лоб?

Чуть более легкий вопрос — как показать поэта. Здесь заранее готов целый набор штампов. Томные прогулки с чтением стихов, благодарные поклонники, цитирующие любимые строки (юный Опель признается Бахман, что знает все ее стихи наизусть), муки творчества, страх печатной машинки, блестящие публичные выступление... Все это в фильме имеется. А кроме того — прекрасные платья 60-х годов (отметим вкус художника по костюмам), звездный ореол вокруг самой известной послевоенный поэтессы, неуемная (хоть и несколько искусственная) сексуальность (сравните с шестью зажигалками, протянутыми Монике Белуччи). Не хватает, впрочем, самой малости — ни на секунду не получается поверить, что на экране та женщина, что написала, например, такие стихи (перевод автора):

Отсроченное время Худшие дни на пороге. На время отсроченный час виден сквозь горизонт. Скоро затянешь шнурки и собак по топким дворам разгонишь. Ибо внутренности рыб стали холодными на ветру. Еле тлеет огонь люпинов. Твой взгляд взят туманом: На время отсроченный час виден сквозь горизонт. Там любовь твоя тонет в песке, он взбирается по волосам, он ложится ей в рот, он крадет ее слово, он знает в ней смерть и жажду разлуки за каждою лаской. Не смотри назад. Затяни шнурки. Разгони собак. Выброси в море рыб. Выжги люпины! Худшие дни на пороге.

Фрау фон Тротта, объясните, пожалуйста, как так вышло?

«[Ингеборг Бахман — ] это очень важная фигура, женщина, перед которой я всегда испытывала некоторый страх. Творчески она куда крупнее и богаче, чем я», — отвечает Маргарете фон Тротта.

Кажется, иногда кокетство — это не совсем кокетство.