Мария Смольникова: волшебная и парадоксальная
Я ужасно рада, что у тебя сейчас так много съемок! Это какой-то внутренний процесс запустил «изобилие»? Скажи, что изменилось с той «Золотой маски»?
На самом деле это просто воля случая. Во-первых, у меня в 2019 году закрыли пять или шесть спектаклей. Освободилось какое-то пространство, я начала хватать всё, что приходило...
Ну ты неплохо так хватаешь — давай честно.
Нет, было что-то и из этой серии, но я делала всё с большим удовольствием и любовью. А были какие-то просто замечательные работы-подарки. Например, «Плевако» — для меня это огромный подарок. Недавно «Лиля» случилась. Это, наверное, самый главный подарок. У меня не было такой большой роли в кино и сериале. Чтобы на протяжении него это всё связать, чтобы всё держалось. Я до сих пор не понимаю, что это получилось. И мне немножко страшно... (Улыбается.)
«Плевако» — один из моих любимых сериалов прошлого года. Неожиданным для меня стал «Волшебный участок». Вернее, неожиданно было увидеть тебя в подобном проекте. Когда я узнала, что ты играешь Лилю Брик, у меня не возникло вопроса, почему Смольникова. А в «Участке» я смотрю на тебя и думаю: вот это прикол!
Я же сказала, что берусь практически за всё, что приходит ко мне. Всё новое, неожиданное, любопытное... Сейчас уже второй сезон этого проекта.
Так-то сериал входит в Топ-5 по просмотрам на Okko.
Проект и правда получился волшебный! Легкий, забавный, интересный. Первая часть мне очень понравилась, я сама с удовольствием посмотрела. Мне нравится наша команда, режиссер Стёпа Гордеев, сценарист Александр Носков, оператор Роберт Саруханян... Мы все сильно сдружились, я очень люблю такую атмосферу, это абсолютно мое.
Да? Для меня это сейчас новое о тебе.
Почему?
Мне кажется, ты такая крутая драматическая актриса, харáктерная.
А одно другое не исключает. Харáктерность — это как раз и фриковость тоже. Женя Цыганов как-то сказал, когда его Крымов спросил, почему тот остался репетировать, хотя другие артисты не поняли и ушли: «Я панк, мне всё интересно». Мне так понравился его ответ! Я сразу подумала, что если ты панк и рассматриваешь эту жизнь без всякой предвзятости и гордыни, то приходят всякие разные энергии, которые можно воплотить и испробовать. Например, у меня был сериал «Кафе “Куба”» — тоже, скорее всего, у многих он может не вязаться со мной, а я с таким удовольствием дурачилась. Да и вообще, для меня жизнь больше, чем профессия: она необъяснимее и непредсказуемее.
Во фриковости и панке, если мы заходим в эту историю, есть энергия протеста.
Да. Очень много энергии именно живой и настоящей. Там, в этой зоне, можно ошибаться, а это классно. Или можно экспериментировать.
Ты революционер по жизни или нет?
Да нет.
Против чего ты протестуешь?
Только против безжизненных шаблонов и систем. Системы бывают очень продуктивные, и какое-то время они могут существовать и приносить пользу, а потом (у всего свой срок) начинают портиться. Также я против бессмысленности и закостенелости. Бывает, что остается какая-то внешняя оболочка (даже панк в какой-то момент может стать оболочкой и внешним прикрытием), а души уже нет. Вот я просто за душу.
Скажи, когда идет съемка комедии типа «Волшебного участка», очень же сложно не проколоться, не засмеяться?
Ну да, но после нескольких дублей ты уже сосредотачиваешься. Да нет, все же профессионалы, все сдерживаются.
А можно сказать, что ты стряхиваешься в этот момент? Вот ты сыграла Анну Каренину. Наверное, ты быстро выходишь из образа, а может быть, и нет, а тут у тебя — раз — и лейтенант полиции в Отделе по борьбе со сказочными преступлениями. Это же тоже про терапию такую или нет?
Да-да, это очень помогает легче ко всему относиться: где-то выдохнуть, где-то не забыться, видеть жизнь в объеме. Не хочется идти по колее и не замечать, что ты по ней уже идешь и идешь, столько труда в нее вложил, что и выйти отсюда не можешь.
Ну вот смотри, у тебя вроде бы одна колея — Анна Каренина, которую я уже упомянула. Но прошло шесть лет, у тебя и Каренин поменялся (уже Константин Хабенский играет), и в роли Вронского — твой муж, Иван Орлов. Это ведь уже другая колея, другой спектакль?
Ну да, он меняется, но, как мне кажется, он волшебно скроен, и я все-таки там остаюсь. Хотя тоже меняюсь. (Смеется.) Не знаю, я постоянно с содроганием задумываюсь, сколько я еще смогу его играть. Господи, хоть бы еще немножечко! На самом деле Вронский к нам вернется — тот, который был (актер Виктор Хориняк. — Прим. ОK!). Что касается Анны, не могу понять, та она или уже не та. Я меняюсь, точно. Мне кажется, в «Серёже» какая-то волшебная структура: даже если ты меняешься, но этому правильно отдаешься, то спектакль меняется, но волшебство не пропадает. Бывает, что тонкость уходит из спектакля. Например, если режиссер не присутствует своим глазом, артисты нагло расплываются, начинают чуть дольше играться, появляются какие-то шуточки — всё это очень опасно для темы. Причем это иногда артистам кажется, если мы вот тут повеселее сделаем, то будет хорошо. И получается, что артист зависим от прямой реакции, а не думает о целом спектакле, о его продолжительности, о его ритме и вообще уместности. Он думает о себе.
Из новинок у тебя спектакль «Три сестры». Это новый опыт для тебя — Пространство «Внутри».
Когда начал складываться театр «Озеро», который основали три дерзких парня — Гоша Токаев, Андрей Маник и Вова Комаров, меня пригласили в спектакль «Ричард». Во-первых, это наша мастерская, это ученики Крымова и Каменьковича. Я уже работала с этими ребятами, с кем-то только в ГИТИСе соприкасалась, с Гошей мы даже успели поиграть в «Бесприданнице». Я люблю Андрея Маника как режиссера. Когда мои спектакли закрыли, я действительно оказалась в каком-то вакууме, потому что у меня все-таки уже было какое-то понимание, какой театр живет внутри меня. Были попытки выйти в другой, более традиционный, попробовать с другими режиссерами, но я натолкнулась на то, что мне будто бы там тесно, я не могу применить те мысли и идеи, которые из меня лезут. Или не могу, к сожалению, понять, чего от меня хочет режиссер. Или не понимаю, почему бы в этом спектакле не вытащить что-то другое, что, на мой взгляд, было бы интереснее и острее. Я не понимала, что делать с роем этих мыслей. И тут как раз оказался Андрей Маник с ребятами: спектакль, задумка которого начиналась еще в ГИТИСе, был уже сформирован, и они мне предложили сыграть Ричарда. Мне ужасно понравилась эта идея. Наконец-то в этом спектакле я почувствовала режиссерский замысел, это не была просто поставленная пьеса, там была идея — неординарная и очень игровая.
Это про панк, о котором мы с тобой говорили.
Да, абсолютно. Еще мне понравилось Пространство «Внутри». МХТ или Театр Наций — два замечательных театра, где все цеха и мастера очень точно работают. А тут оказываешься в подвале, где мы сами должны себе костюм притащить, что-то подшить, грим сделать — и всё в одной крохотной комнате.
Как это прекрасно!
Да-да. Я вдруг вспомнила ГИТИС, когда всё было прозрачно и чисто. Единственное, чего мы тогда хотели, — открыть новый театр, узнать его, прочувствовать, что это такое, откуда он рождается. Мне было интересно, как связан костюм с идеей, какой он, как его выбирать... И вот я будто бы вернулась в студенчество, и можно заново, не думая о том, что ты уже сделал и получил две «Маски», счистить с себя какую-то шелуху и даже испытать себя на гордыню.
Я вот сейчас думаю, что это прекрасный опыт для любого артиста, чтобы не за - костенеть и не превратиться в памятник самому себе.
Да, этого бы не хотелось. И вообще, я всегда чувствую неживой театр, очень от него переживаю и болею. Нет, я могу его вытерпеть (Смеется.) или допускаю, что кому-то там хорошо. Но это точно не мое. А вот этот маленький театр для меня — какая-то молодая жизнь, что ли, что-то новое. Я просто встрепенулась и ожила благодаря этим парням. Потом мы сделали спектакль «Три сестры» — тоже замечательная работа, и был очень легкий выпуск. Тоже Андрей придумал, у него был замысел, он как-то вырезал и скомпилировал куски из пьесы, мы собрались и стали репетировать и получать удовольствие.
Это чувствуется, что вы кайфовали.
Абсолютно. Это же очень важно — радоваться спектаклю. А там правда есть эта радость. Одна очень дорогая мне знакомая после спектакля сказала: «Маша, спасибо большое! Знаешь, вы мне напомнили, что я, оказывается, не радуюсь жизни», — для меня это очень ценно, потому что именно вот эта радость друг друга при всех... Они же мучают друг друга в «Трёх сестрах», что моя Маша мучает этого бедного Кулыгина, Кулыгин мучает Машу — они все достаточно жестокие, но при этой жизненности, греховности и жестокости у нас действительно возникает атмосфера любви. И вот это парадоксальное сочетание для меня очень ценно. Парадокс и его ощущение.
А расскажи про спектакль с Евгением Цыгановым. Как он родился? Я видела, что сейчас всех приглашают на паркинг. Это тоже часть замысла?
Как-то волею судьбы и благодаря неравнодушным людям. (Улыбается.) В последнее время всё чаще убеждаюсь: когда люди разобщены, они ничего не могут, а когда вместе, особенно когда единодушные люди, они заряжают друг друга и могут очень многое сделать. У нас был спектакль «Все тут». Когда его не стало, Аня Гроголь чудом спасла декорации (чуть ли не из помойки достала) и отправила их в контейнер на хранение, оплачивая за свой счет. Она мне предлагала восстановить спектакль, но не было понятно, как это сделать: где, с какими артистами. Так прошло полгода, она уже не могла их хранить и платить деньги. Я рассказала эту чудесную историю Жене Цыганову, он заразился этой идеей, в итоге в год 100-летия Эфроса в августе мы делаем на крыше «Европолиса» мини-спектакль с этими декорациями. Кран поднимал контейнер на крышу, Женя открывал его, я вылезаю из этого контейнера — как завлит Эфроса Нонна Скегина. Мы читали письма, какие-то сценки. Это было что-то невероятное. Мы сами были в огромном восторге от живости и жизни происходящего эксперимента. Когда этот контейнер с надписью «Все тут» висел на кране, это было будто бы какое-то воскрешение для нас. А потом наступила осень-зима, мы поняли, что на крышу не сможем позвать зрителей, они замерзнут. Поэтому спустились на парковку и решили сделать там. Хотя играть под небом мне очень понравилось, но на парковке даже иногда возникает ощущение театра. Это какое-то невероятное ощущение. Я всех туда приглашаю. Кто может — приходите на парковку. (Смеется.)
Я помню, как Света Иванова, когда вы еще только репетировали спектакль «Три сестры», написала в соцсетях по поводу предстоящего выпуска: «Найти своих и успокоиться». Как ты думаешь, это легко, найти своих? И что для этого нужно?
Думаю, что когда ты видишь, слышишь и знаешь, чего бы тебе хотелось, то ты не пропустишь. Тут главное — быть с открытым сердцем. Тогда точно всё срезонирует и притянется. Знаешь, что кажется мне интересным, в случае с Крымовым или раньше были такие режиссеры, которые как звезда, и ты, как Вселенная, выстраиваешься вокруг них. А тут что «Озеро», что вот эта история — будто бы они немножко другие. Здесь будто солнце внутри каждого. Это именно компания, как другой, новый вид организации.
Мы часто говорим, что с определенного момента очень сложно становится дружить. Можешь ли ты сказать, что тебе до сих пор хочется с кем-нибудь познакомиться и дружить? Или есть уже какой-то сформировавшийся костяк «своих»? Насколько ты сама готова к общению с новыми людьми?
Дружба не может быть массовой. И еще, я замечаю, бывает какой-то период, когда ты с кем-то теснее общаешься, потом эти отношения будто израстают себя: иногда болезненно, а иногда и не очень болезненно, но вас будто бы растаскивает. У каждого уже свои интересы, но вы издалека друг за другом наблюдаете, радуетесь или нет. Бывает, что и не замечаете уже практически. Порой у меня возникают какие-то новые знакомства. Я на это смотрю как на какой-то подарок судьбы, который помогает что-то новое узнать или получить какую-то поддержку в нужный момент. У меня есть определенный костяк друзей: даже если я редко с ними общаюсь, они всегда в моем сердце. Ну а семья, конечно, всегда на первом месте. Муж и сын — самые мои первые друзья. Хотя бывает, что нам с Ваней некогда пообщаться толком, зато у меня есть время пообщаться с друзьями. (Смеется.) Всё равно, чувствуешь же, с кем ты на одной волне. У меня есть подруга, которая всегда поможет, я это знаю. Мне интересно с ней поговорить о театре, люблю просто иногда к ней в гости прийти. Я вообще, знаешь, обожаю в гости ходить.
Именно ходить в гости, а не принимать их?
И принимать тоже люблю. Это важная часть жизни. Не сказать, что я очень часто это делаю, но это происходит. (Смеется.) Особенно когда мы с сыном дома, вечер свободен — мне частенько хочется пойти к кому-нибудь в гости. (Смеется.) Когда я узнаю каких-то новых людей, тоже очень хочется прийти друг к другу в гости, пообщаться. Я спокойно отношусь, что кто-то приходит в мою жизнь, кто-то уходит.
Мы тебя снимали в стиле «золотая эпоха Голливуда». Мне кажется, ты вообще немного из этого времени, не из нынешнего. Не сложно ли тебе сейчас, в новых реалиях, когда вокруг так много людей из серии «не быть, а казаться», которые заявляют о себе, нагло продвигают себя, не имея на то никаких оснований.
Знаешь, у меня раньше, может быть, и было жгучее желание получать большие роли в кино и театре. Но в театре я много поиграла, да и сейчас не обделена ролями. (Улыбается.) В театре возможно всё, я сыграла и Ленина, и Каренину, и Муму — кого угодно, там нет границ. А вот границы кино меня раздражали. Я мечтала сыграть Матильду Кшесинскую у Учителя, но меня не брали. Или сыграть Анну Каренину, которую Лиза Боярская играла в итоге. Кстати, она очень хорошо сыграла ее, я рада, что это не я. (Смеется.) Сейчас у меня появился этот проект — «Лиля». Это моя первая большая роль на весь сериал, непростая историческая личность. Хотя нет, был еще «Шаляпин». Эту роль я тоже очень любила, она мне нравилась, как-то сразу я ее почувствовала. И Лиля вот... Я прочитала сценарий, влюбилась в нее, и мне так захотелось это сделать. Но я сразу испугалась: обычно, когда я читала сценарий и влюблялась в роль, меня не брали. Поэтому у меня уже выработалась привычка думать: «Боже мой, Маша, успокойся, только не надо мечтать. Конечно же, тебя не возьмут, возьмут более медийную артистку». Но мне очень захотелось. Я написала Вере Михайловне Сторожевой, что мне очень понравился сценарий, и на пробах призналась, что очень хочу сыграть Лилю. Это бы ни на что не повлияло, если бы не решение продюсеров взять меня. Что касается пробивных людей, мне кажется, это абсолютно не важно. Наглые люди, которые лезут и могут себя проявлять, у них же тоже есть свой особый талант — себя проявлять. Что я могу: либо у них чему-то поучиться, либо идти за собой. Я выбираю второй вариант. Пусть меня не увидят миллионы и не будут знать, что я чудесная артистка, — достаточный круг знает, уже хорошо. Сейчас, когда сын появился, он растет, я понимаю, что если я начну все роли жадно играть, то пропущу его детство, он не будет чувствовать, что мама рядом, а это вообще отдельная судьба и отдельная жизнь. Потом я этого никак не восполню. Для меня важнее не слава и не то, сколько людей меня узнает, а то, чтобы я делала свою работу с любовью, радостно, а рядом были люди, которым я доверяю, которые меня слышат, которым нравится, как я делаю свое дело, которые загораются. Когда я репетирую и вижу горящие глаза или что на меня смотрят с интересом, я готова сделать что угодно! Раскрывая свою силу, я учусь ее проявлять, но это тоже мой личный сокровенный путь силы. Это с возрастом уже приходит, меняется что-то, переоценки происходят.
Маша, так как у нас декабрьский номер, да и инфоповод — выход нового сезона «Волшебного участка», скажи, а ты сама вообще веришь в чудеса?
Да, верю, но главное — слышать их. Чудеса ведь достаточно просты: например, встреча какого-нибудь человека на жизненном пути. Мои педагоги — Наталья Вадимовна Назарова и Геннадий Назаров, недавно ушедшие, к сожалению. Это ведь чудо, что в огромной Москве, где куча разных талантливейших людей, я попала именно к ним, к тем, у кого мой талант мог взраститься именно так, как должно было быть. Сколько любви и терпения они вложили, как это было созвучно моему мировоззрению, моей психофизике. Чудо, иначе не скажешь. Также Крымов в моей жизни стал чудом. И сейчас я людей в своей жизни встречаю — просто очевидные чудеса. Не говорю уж про какие-то совпадения удивительные, когда ты просто думаешь о человеке, и вдруг он тебе пишет. Или вот сегодня на съемках я подумала, как я хочу сушек, спросила ассистента по актерам, нет ли у нас их — и они каким-то образом оказались. (Смеется.) «Боже! Какое чудо!» — подумала я. Ну чудо же?
Стопроцентное!
Фото І Анна Афанасьева
Гаффер І Алексей Князев
Стиль І Ксения Голубева
Ассистент стилиста І Елена Буюкли
Макияж І Ольга Филина
Прически І Екатерина Мылтусова
Продюсер І Дария Вавакина