«Избавь меня от Пентефреихи». Как дочь Кутузова преследовала поэта Пушкина
В свете любили подтрунивать над вдовой генерала Хитрово – Елизаветой Михайловной. Владелица известного салона, одного из центров культурной жизни Петербурга, обладала веселым нравом и добрым сердцем, но имела одну слабость – к платьям с глубоким декольте. За это друзья шутливо называли ее «Лизой голенькой» и пересказывали друг другу эпиграмму Соболевского, в котором высмеялась ее страсть к нарядам открытым не по возрасту. К тому же ни для кого не было секретом, что она питала нежные чувства к поэту Пушкину, который был моложе ее на 16 лет. Она окружила его такой заботой и вниманием, что он писал своему другу Вяземскому:
«...она преследует меня и здесь письмами и посылками. Избавь меня от Пентефреихи».
Какой была одна из самых известных петербургских «львиц» того времени.
Неутешная вдова
Третья дочь фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова в молодости была завидной невестой. В 18-летнем возрасте она вышла замуж за остзейского дворянина, флигель-адьютанта в свите Его Императорского Величества Российской Императорской армии графа фон Тизенгаузена, которого на русский манер все звали Федором Ивановичем. За три года брака она успела родить ему двух дочерей – Екатерину и Доротею. Однако семейную идиллию прервала война. В 1805 году в битве под Аустерлицем ее супруг получил тяжёлое ранение и через три дня скончался в деревне Силничка в доме местного кузнеца.
Овдовевшая в 22 года Елизавета, по воспоминаниям близких, очень болезненно переживала утрату и была близка к помешательству. Ее влиятельный отец опасался, как бы в порыве горя его дочь не наложила на себя руки, и всячески пытался поддерживать ее своими письмами.
«Лизанька, решаюсь наконец, тебя пожурить: ты мне рассказываешь о разговоре с маленькой Катенькой, где ей объявляешь о дальнем путешествии, которое ты намереваешься предпринять и которое все мы предпримем, но желать не смеем, тем более, когда имеем существа, привязывающие нас к жизни», - писал он.
«Лизанька, мой друг сердечный, у тебя детки маленькие, я лучший твой друг и матушка; побереги себя для них», - уговаривал он молодую вдову, прося не думать об одиночестве и утрате.Третья дочь фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова в молодости была завидной невестой.
И она вняла его мольбам, решив не ставить на себе крест, а попытать счастье в новом браке. В 1811 году она повторно вышла замуж. Ее избранником стал генерал Николай Хитрово, кузен министра народного просвещения Александра Голицына, доверенного лица императора Александра I.
Вскоре он был назначен российским поверенным в делах при дворе великого герцога Тосканского во Флоренции, куда и уехал вместе с семьей. По воспоминаниям близких, за границей чета жила на широкую ногу. Хитрово любил устраивать пышные праздники, покупать картины и гравюры, пусть иногда и в долг. Когда же в 1817 году любитель роскоши был отправлен в отставку, то стало ясно, что разорение не за горами. Поддерживать достойный образ жизни на скромную пенсию Хитрово не удавалось. В итоге семье пришлось расстаться с частью имущества. Когда же в 1819 году Хитрово умер, Елизавета Михайловна оказалась наедине с многочисленными кредиторами. 36-летняя вдова решила использовать последнее «богатство», которое у нее осталось – двух дочерей, которые к тому возрасту уже слыли красавицами. Используя свои многочисленные связи, она надеялась удачно выдать их замуж и отправилась в путешествие.
Дочери Елизаветы Михайловны - Екатерина и Дарья.
«Г-жа Хитрово имеет вид серого торгаша, который ездит по всем ярмаркам, чтобы за хорошую цену продать свой товар, который заключается в двух прелестных дочерях», - писал, не стесняясь в выражениях, дипломат Дмитрий Долгоруков.
И план Елизаветы Михайловны сработал. В 1820 году на ее 16-летнюю дочь Дарью обратил внимание посланник австрийского императора во Флоренции Карл Людвиг Фикельмон, который вскоре сделал юной особе предложение руки и сердца. Несмотря на то, что он был на 27 лет старше девушки, Хитрово дала согласие на этот союз. После того, как судьба одной дочери была устроена, Елизавета со второй наследницей отправилась в Петербург, где смогла выхлопотать для себя пенсию в семь тысяч рублей и получить земли в Бессарабии.
Вскоре после своего возвращения на родину, в 1828 году, она дала свой первый бал, на котором предстала в ослепительном платье, демонстрирующем всем окружающим ее плечи и открытую линию декольте, что сразу сделало ее объектом обсуждения.Над ней потешались и глумились. В. Перовский, глядя на нее, однажды произнес:
«Давно бы уж пора набросить покрывало на прошедшее!». Князь Вяземский иронизировал: «Третьего дня Хитрово говорила о себе: «Как печальна моя судьба! Так еще молода, и уже два раза вдова!» – и так спустила шаль – не с плеч, а со спины, что видно было, как стало б ее еще на три или четыре вдовства».
А Соболевский написал эпиграмму:
Лиза в городе жила
С дочкой Долинькой;
Лиза в городе слыла
Лизой голенькой.
У австрийского посла
Нынче Лиза в grand gala;
Не по-прежнему мила,
Но по-прежнему гола.
Верный друг поэта
Несмотря на свою некоторую эксцентричность, Елизавета Михайловна обладала настоящим талантом заводить правильные знакомства и «обрастать» влиятельными друзьями. Еще за границей cреди личных друзей семьи Хитрово были члены владетельных европейских домов, например прусский король Фридрих-Вильгельм III и будущий бельгийский король Леопольд. В Петербурге же у нее в гостях бывал и Александр I.
В салоне у госпожи Хитрово бывали поэты Василий Жуковский, Петр Вяземский, Евгений Баратынский, Александр Пушкин. С последним ее связывала необычная связь, которую одни трактовали как крепкую дружбу, другие называли страстью увядающей дамы к молодому таланту.Впервые она увидела Пушкина в 1827 году и сразу взяла под свою опеку. Она передавала ему литературные новинки, пересылала французские газеты, всячески старалась помочь в решении служебных проблем. Александр Сергеевич же снисходительно относился к «ухаживаниям» дамы, которая была на 16 лет старше него. В 1925 году в библиотеке Юсуповского дворца были обнаружены 27 писем Пушкина к Елизавете Михайловне. В них он откровенничал с ней, придерживаясь ироничного тона.
«Боже мой, бросая слова на ветер, я никогда не помышлял о неуместных намеках. Но вот каковы все вы, и вот почему я больше всего на свете боюсь порядочных женщин и возвышенных чувств. Да здравствуют гризетки, — это и гораздо короче, и гораздо удобнее. Если я не прихожу к Вам, так это оттого, что я очень занят и могу выходить из дому лишь весьма поздно. Мне нужно было бы видеть тысячу людей, а между тем я их не вижу», - писал он.
Пушкин писал, что «пресытился интригами, чувствами, перепиской»:
«Я имею несчастье быть в связи с особой, умной, болезненной и страстной, которая доводит меня до бешенства, хотя я и люблю ее всем сердцем. Этого более, чем достаточно для моих забот и особенно для моего темперамента. Вас ведь не рассердит моя откровенность? Не так ли? Простите же мне слова, которые не имели никакого значения и никоим образом не относились к Вам».
В дружеской беседе Пушкин звал Елизавету то Эрминией, то Пентефреихой. Героиня, носящая первое имя, страдала от неразделенной любви к рыцарю Танкреду, а вторая была женой царедворца, которая уже в пожилом возрасте воспылала страстью к молодому Иосифу. Сбежать из ее объятий ему удалось, только оставив в ее руках свой плащ.
По аналогии с этим образом, Пушкин писал Вяземскому проПентефреиху. О своей «самой нежной и страстной дружбе», «беспокойной, судорожной нежности» Елизавета не уставала напоминать в письмах Пушкину, что поэта очень тяготило. В письме к Вяземскому в марте 1830 г. он писал:
«Теперь ты угадаешь, что тревожит меня в Москве. Если ты можешь влюбить в себя Элизу, то сделай мне эту божескую милость. Я сохранил свою целомудренность, оставив в руках ее не плащ, а рубашку (справься у княгини Мещерской), а она преследует меня здесь письмами и посылками. Избавь меня от Пентефреихи».
Несмотря на то, что среди знакомых он шутил над преследованиями Хитрово, но на деле лично не хотел ее огорчать.
«Он никогда не мог решиться огорчить её, оттолкнув от себя, хотя, смеясь, бросал в огонь, не читая, её еженедельные записки», - писал дипломат Николай Смирнов, муж приятельницы Пушкина Александры Смирновой-Россет.
Сам же Вяземский называл поэта «плутом» в этих отношениях.
«Скажи Пушкину, что он плут. Тебе говорит о своей досаде, жалуется на Эрминию, а сам к ней пишет … Я на днях видел у неё письмо от него. Не прочёл, но прочёл на лице её, что она довольна», - писал он своей жене.
Сохранилось письмо, которое Елизавета Михайловна отправила предмету своих воздыханий, когда узнала о его помолвке:
«Напишите мне правду, как бы она ни была для меня горестна».
После свадьбы же она предостерегала поэта, чтобы его не уничтожила «прозаическая сторона брака»:
«...я всегда считала, что гению придает силы лишь полная независимость, и развитию способствует ряд несчастий, что полное счастье… убивает способности, прибавляет жиру и превращает скорее в человека средней руки, чем в великого поэта».
Елизавета Хитрово, пользуясь своим положением в высшем свете, со всей страстью экзальтированной натуры, принялась активно помогать Пушкину во всех его делах – и в служебных вопросах, и в литературных, и в бытовых. Она даже смирилась с новостью о его женитьбе и сделала все для того, чтобы Наталья Гончарова заняла достойное положение в высшем свете. А Пушкин подтрунивал над ней в письмах. Так, своей жене он писал:
«Да, кланяйся и всем моим прелестям: Хитровой первой. Как она перенесла мое отсутствие? Надеюсь, с твердостью, достойной дочери князя Кутузова?».
Волею судеб именно ей, преданной поклоннице, было суждено сыграть роковую роль в судьбе поэта. Ее чрезмерная забота и опека имела роковые последствия: именно она передала Пушкину тот пасквиль, который объявлял поэта рогоносцем и привел к дуэли и его гибели. Получив пакет, адресованный поэту, вдова не стала его вскрывать и отправила своему другу. Письмо было разослано по семи адресам, и Пушкин в любом случае узнал бы о его содержании, но позже Елизавета Хитрово чувствовала именно себя виновной в его гибели и не могла себе простить этого опрометчивого поступка. Последние минуты жизни Пушкина она провела на коленях возле его постели, не сдерживая рыданий.Она пережила объект своего обожания на два года. В 1839 году она скончалась в возрасте 55 лет.
Поэтесса Евдокия Ростопчина в эпитафии на ее кончину написала:
Прощальный гимн воспойте ей, поэты!
В вас дар небес ценила, поняла
Она душой, святым огнем согретой,
Она друг Пушкина была!