Как дружить в Америке с соседями
По сути своей человек — коллективное существо. Быть частью чего-то — это не просто быть самим собой, а быть чем-то больше себя. Потому-то мы так падки на причастность к различным объединениям людей по самым различным интересам.
Не ошибусь, если скажу, что средний гражданин США имеет как минимум с десяток видов различного формального или неформального членства: церковный приход, партийное членство, джим-клуб, профессиональное объединение, благотворительная организация, школьный совет, общественные организации, и, наконец, та же соседская община, пишет Лаура Ли для Школы Жизни.
Есть два слова в английском языке, передающие понятие соседской общины: community и neighborhood. И если у официальной коммуны жителей микрорайона есть вполне официально назначенный городской\поселковый олдермен, который наряду с хозяйственными функциями одновременно курирует общественную и культурную жизнь микрорайона, то неформальная коммуна или соседство складывается спонтанно инициативой снизу, от самих жителей.
«Олдермен» мы не будем переводить как старейший. Олдермены — это как бы выборные околоточные, но без полицейских функций. Вот моим околотком руководит Том Танни, прекрасный человек, сам выросший в нашем околотке, знающий его как свои пять пальцев, выбивший, выгрызший у всех мэров, которых он перевидал и пережил на своем посту, самые лучшие инфраструктуры в городе, сделавший наш район Линкольн-Парк лучшим околотком Большого Чикаго.
Но как бы ни был хорош олдермен сам по себе, он бы ничего не сделал без участия самих жителей района. А хитрючий оказался: он так сумел войти в каждый дом своего участка, что ему удалось объединить жителей в общественный комитет, а уж члены комитета разбили микрорайон на участки, и при этих участках организовали соседские группы.
Танни как-то жаловался на собрании комитета: раньше было трудно, только почта, телефон и ноги связывали офис олдермена с жителями. Сейчас через интернет мистер Танни в каждом доме каждый день. Где-то дорогу будут ремонтировать, где-то транспорт поедет в объезд, где-то будут добровольцы высаживать саженцы деревьев — приглашаются помощники, такого-то числа церковь устраивает пикник — приглашаются все жители района, такого-то у нас на стадионе будет игра — жди пробок. Пляж открывает сезон, закрывает сезон. Появился воришка — не бросайте велосипеды на улице. Человек, отсидевший за педофилию или изнасилование, выпущен на свободу, будет проживать по такому-то адресу. Требуется помощь в зоопарке, требуются пожертвования теплой одеждой — пункт сбора там-то. В нашем районе появилось 8 новых домов, отремонтировано еще 10. Дом такой-то будут сносить — жителей приглашают обсудить, что нужно построить на этом месте.
Каждый день наш олдермен не дает нам забыть, что мы, жители, действительно члены нашего соседства и коммуны. Но это все, так сказать, сверху, от властей и вниз.
А вот как складываются соседские содружества снизу: в Америке принято знакомиться с новыми соседями. Во-первых, это дань уже привычной доброжелательности и вежливости. Новые соседи и сами спешат представиться окружающим, а старожилы привечают новичков домашней выпечкой. Конечно, важно знать, кто они такие, купившие соседний дом, въехавшие в ваш таун-хаус: вам же с ними жить по соседству, вашим же детям играть с их детьми вместе. Поэтому мы и печем новосельный тортик и мчимся, 32 зуба нараспашку, к новым соседям: здрасьте, мы такие-то, живем вот там-то, нужна ли вам наша помощь, вот наш телефон, а это вам — благоустраивайтесь и подключайтесь к нашему околотку.
Наши мужчины приглашают новенького мужичка на мальчишник в местный бар, женщины вовлекают новую хозяйку в свой местный клуб полепетать про что-то сугубо женское, дети знакомятся на каком-нибудь внезапном (а у кого придется) пикнике на заднем дворе… Кстати, дети как раз больше страдают от перемены места жительства, ведь там остались старые хорошие друзья. А на новом как еще сложится. Нет, не позволим: вот мои сыновья. А это моя доченька. Давай-ка к нам домой, они покажут тебе свой шалаш.
Пастор местной церкви обязательно позвонит или зайдет сам, пригласит на мессу, на церковное мероприятие, заскочит полицейский спросить, как устроились, почтальон обязательно представится — в общем все как всегда.
И это все примерно одинаково по всей стране — соседи действительно знают друг друга, общаются и стараются держаться вместе. При этом в менталитете жителей право на прайвеси вбито с молоком матери — моя вся жизнь (а не только мой дом) — моя крепость!
Скажите, кому какое дело, что соседкина дочь родила мальчика? А вот и есть дело! Мы же всей нашей коммуной гладили ее животик, а миссис Бад присматривала за старшенькими, пока она рожала в госпитале. Но вот уже мужики тащат огромную лестницу — помогают соседкиному зятю нацепить на фронтон их дома приветственную растяжку «It’s a Boy!» с разноцветными шариками. А возвращение с новорожденным младенцем становится импровизированным праздником для соседей — каждый что-то тащит домашнее или быстрое продуктовое — не до готовки будет соседям в первые дни.
А вот умер старенький мистер Квин: надо помочь семье (обычно дают деньги), надо заказать венок, посидеть при прощании с телом в похоронном доме, надо проводить в последний путь, а потом установить очередь в коммуне на дежурство в доме усопшего…
Рождения, смерти, свадьбы, поступление детей в колледж, выпускные вечера, местные соккерные бои на стадионе микрорайона, совместный День Святого Патрика, Октоберфест в местном баре, а Хэллоуин, а Рождество, когда одна улица околотка соревнуется с другой в лучшем украшении, а День Независимости, когда всей улицей мы начинаем палить из всех ракетниц…
314 миллионов человек сегодня живет в США. Когда произносишь, то коротко и неубедительно получается — ну цифра голая. А когда, особенно в небольших городах (а из таких и состоит страна), видишь эти соседские коммуны, видишь, как из коммун складывается районное, городское, а потом и штатное самоуправление, как все и каждый взаимосвязаны и взаимопронизаны всего лишь одним объединяющим чувством — любовью к своей стране, маленьким локаль-патриотизмом и большим всеобъемлющим патриотизмом, эти цифры становятся человечными.
Да, американец действительно считает свою страну самой лучшей на планете. Он может быть недоволен какими-то единичными моментами (ох, сколько я слышу этих «верните мою страну обратно!»), но даже путешествовать он предпочитает только по своей стране, а уж об эмиграции американцев из своей страны тут и слыхом не слыхивали. (На днях прочитала где-то: американец обожает свою страну и ненавидит тех, кто ее не любит, а русский ненавидит свою страну, но ненавидит и тех, кто его ненависть разделяет. Смех и грех, но ведь правда!).
А любовь к стране зарождается вот тут, в этих маленьких соседствах, в «здравствуйте» и улыбке совсем незнакомым, в первой фразе любого человека «я могу вам помочь?», в приветствиях «добро пожаловать», в простых и совершенно обыденных, будничных вещах: рождения, свадьбы, похороны, субботники, пикники, новоселья.
Уже очень давно я осознала, что неспособна любить все человечество. Увы. В лучшем случае оно мне безразлично. Зато это чувство дает мне силы любить из всех сил свою семью, своих близких, друзей, своих милых соседей, свою улицу и свой бар с таким крутым барменом, своего олдермена, своего ушедшего мэра Ричарда Дейли, своего мною избранного сенатора от моего штата. Я думаю, это больше, чем любовь ко всему человечеству. Не зря писано: ближнего своего возлюби! Чем мы и занимаемся по соседству и чего всем желаем.