Секта, которую нельзя называть: почему Успенский был предан Столбуну?
Давайте сразу начнем с имен: кроме Эдуарда Успенского, в секту входили Василий Ливанов, Ролан Быков, Юрий Энтин, Владимир Шаинский. Бедные советские дети даже не подозревали о том, что их любимый мультфильм «Бременские музыканты», и, например, песню «В траве сидел кузнечик» придумали люди, считавшие, что детей надо публично пороть, чтобы выросли умными и послушными. Но Столбун считал именно так – а его друзья полностью разделяли мнение Мастера.
«Больны все, но самых достойных я исцелю»
Виктор Столбун
Карьера Виктора Давыдовича Столбуна началась в 60-е. Да, его отчислили из мединститута, потому что уже студентом он был за нетрадиционные методы лечения. Больше всего Столбуна интересовала шизофрения, но также астма, язва желудка, и далее по списку: алкоголизм, наркомания, депрессия… Он считал, что абсолютно все вышеперечисленное можно победить тяжелым физическим трудом, аскетизмом во всем, от еды до одежды, и… рефлексотерапией. «Ноу хау» Столбуна было лечение, которое он назвал «дозированное центропетально-реперкуссивное воздействие» (ДЦРВ): больному капали хлорэтил (местное обезболивающее) на определенные части тела. Это могли быть пальцы ног у основания, виски, но в подавляющем большинстве случаев – кожа ягодиц. Адепты Столбуна называли эту процедуру «слоением»: больных подвергали ей ежедневно. Когда использование хлорэтила было запрещено, Столбун с помощниками перешли на электрический ток: слабые, но все-таки чувствительные разряды. Считалось, что ток и хлорэтил в анальном отверстии снимают напряжение, и убирают зависимость от чего бы то ни было.
Впрочем, это было только часть лечения. Столбун настаивал на том, что 100% выздоровление может наступить только в коммуне. Попав в эту коммуну, человек почти полностью отрезался от мира (именно поэтому Столбун настаивал на том, чтобы приходили туда семьями). В коммуне мало ели, работали на износ, не получая за свою работу ни копейки, все ценности были общими (как, впрочем, и дети). О детях стоит сказать особо: Столбун считал себя новым Макаренко. Детская коммуна его имени находилась отдельно от взрослой, в ней также работали с утра и до ночи, свидания с родителями были крайне редки, а с родителями, жившими «на свободе», вообще почти невозможны (детям внушалось, что их матери – шлюхи, например). Поощрялось доносительство друг на друга, и очень широко применялись телесные наказания и психологические оскорбления. Наказания могли быть за что угодно – и за съеденное яблоко (не поделился с товарищем), и за плохую актерскую игру в местном драмкружке. Каждый день им устраивали сеансы «слоения», а по вечерам устраивали «разбор поведения», унижая в присутствии всех. По словам прошедших через секту, детям внушалось, что внешний мир полон врагов и идиотов, «тяжело больных» людей, что они, дети, в безопасности, только пока вместе, что труд и физическая боль облагораживают…
Вы спросите: если все было так плохо, почему у Столбуна столько поклонников? Ну, во-первых, кое-кого, методом кнута и электрошока, он все-таки вылечил. Тот же Эдуард Успенский был предан ему всю жизнь, потому что Столбун излечил его от пьянства: и даже покончив с зависимостью, «папа» Чебурашки продолжал быть его верным спонсором и пиар-агентом (благодаря Успенскому Столбун попал даже на программу Влада Листьева). Декана «вышки» Марка Урнова Столбун излечил от астмы. Многим родителям очень нравилось, как «растут и исправляются» под влиянием секты их дети: действительно, у Столбуна все дружно учились, работали на износ, доедали еду в тарелке до последней крошки (остатки в тарелке назывались у «столбунцев» «деструктивными пищевыми тенденциями», за такое наказывали тоже).
Мальчикам и девочкам запрещено было встречаться друг с другом (у взрослых этот вопрос решался более свободно – за годы существования секты у Столбуна родилось три десятка внебрачных детей). Дружить в узком кругу запрещалось тоже. «Индивидуализм – это не индивидуальность, а эгоцентризм», «Желание выделиться одеждой и внешним видом – психопатические черты характера», - все это позволяло Столбуну и его помощникам вырастить очень особенных детей, не мещан и потребителей, а членов коллектива. Другой вопрос, что эти «почти коммунисты» вырастали с осознанием того, что порка ремнем и ежедневные разряды электрошока в попу – обычное дело.
На Столбуна неоднократно заводили уголовные дела – как правило, как раз за «жестокое обращение с детьми». Но о предстоящих обысках сам Мастер узнавал сильно заранее (спасибо высоким покровителям!) – и на это время детей «разбрасывали» по семьям, а палаточный лагерь со взрослыми переезжал на очередное новое место. Многие дети использовали именно эти облавы как возможность сбежать – к своим родителям «на воле», или просто в никуда. Но большинство возвращалось – потому что вне коммуны жизнь казалась страшной, опасной и лишенной смысла.
Коммуна Столбуна развалилась после его смерти – он не оставил столь же харизматичного преемника, и «больных» стали выпускать в реальную жизнь. И вдруг оказалось, что есть жизнь и без колхозов, и что человек вполне способен обходиться без ежедневной процедуры раздевания до трусов и унизительного «слоения».
Но «столбунцы» - они среди нас, хотя мы об этом даже не подозреваем. Недаром о Викторе Давыдовиче нет никакой, абсолютно никакой информации в Интернете, даже странички в Википедии, и многие до сих пор считают его недооцененным гением.