Веган, дауншифтер, прокрастинатор: каким мы видим Льва Толстого сегодня

Классикам, кажется, наконец перестали отказывать в том, чтобы быть людьми. Теперь можно по-разному относиться к тому, как сложилась судьба Софьи Толстой. Или к тому, как размышления Льва Толстого соотносились с его реальными поступками. Или, наконец, появилась опция просто не соглашаться с тем, что говорил писатель, никак не отказывая тому в гениальности, — да, так тоже возможно.

Когда говорят о том, что кто-то из классиков современен, имеют в виду не только извечную проблематику книг: любовь, смерть, дружбу, предательство. Все это, конечно, было и в XIX веке, есть и сейчас. Речь еще и о том, что сам образ Толстого интегрируется в современную культуру. Этот образ может сильно отличаться от того, что писатель представлял собой на самом деле, или от того, какое мнение о нем сложилось у знавших его.

Меняются социальные нормы, трансформируется культурный код — причем зачастую за время гораздо меньшее, чем 200 лет. Понять, каким мы видим Льва Толстого в данный момент — не бронзовым памятником, не портретом в кабинете литературы, а включенным в живую культуру человеком, — можно, увидев писателя глазами наших современников. 

Переосмысленный Лев Толстой — разумеется, не изобретение последнего времени. Колоритный и запоминающийся, он снискал интерес массовой культуры и остается связан с ней: едва ли не самой удобной одеждой — толстовкой, отсылками, мемами. В семидесятые годы, например, Лев Толстой в массовом сознании определялся во многом литературными анекдотами Натальи Доброхотовой-Майковой и Владимира Пятницкого — теми самыми, в основном с зачином «Лев Толстой очень любил детей». Благодаря самиздату эти короткие истории («Веселые ребята», 1971) благополучно ушли в народ и часто приписывались Даниилу Хармсу — это ли не высокая похвала. В них утрировано переданы яркие качества личности Льва Толстого: невероятное чадолюбие, стремление к некоторому морализаторству, конфликт между творческим и бытовым.

Разумеется, масскультурный образ Льва Толстого соответствует реальному лишь отчасти. Понятно, что, например, та же любовь к детям берется как из биографии Толстого, так и из его высказываний — но при этом постулируемое в дневниковых записях может соседствовать с довольно резкими оценками:

Попытку развенчать мифы о личности Льва Толстого, а заодно пошатнуть стереотипное восприятие писателя как хмурого старца предприняла Дарья Еремеева в книге «Граф Лев Толстой. Как шутил, кого любил, чем восхищался и что осуждал яснополянский гений». Слегка гротескный образ писателя формировался, например, за счет других артефактов культуры — например, стоило Илье Репину нарисовать ставший знаменитым портрет писателя, где тот в крестьянской одежде и босиком, как это, вместе со знанием о толстовской аскетичности, стало частью мифа. Но именно таким его изображают в «Веселых ребятах» — еще и с костылем, который, очевидно, выступает пародийной версией знаменитой толстовской палки-стула. Надо сказать, действительно отдаленно напоминающей костыль.

Теперь же той основой, на которой строится современный поп-культурный образ Льва Толстого, становится, скорее, не какой-то культурный продукт, а сама тенденция культуры находить близкое в далеком. Сейчас к личности и стилю жизни писателя применимы многие современные термины: веган, дауншифтер, прокрастинатор, адепт новой маскулинности, сторонник (в теории) осознанного родительства. Такой Толстой неожиданно оказывается близким и понятным. Из дневников мы знаем, что иногда он не то что бы разрешает себе быть непродуктивным (ведь он печалится по этому поводу), но честно констатирует все недовольства собственной персоной.

В 2019 году появился и до сих пор успешно существует телеграм-канал «Лев Толстой. Лайфстайл», оформленный как личный дневник писателя. Создатели проекта изначально брали цитаты из дневниковых записей Толстого совершенно хаотично, не в биографической хронологии — но всегда созвучные проблемам подписчиков. Позже цитаты стали соотносить с актуальным дням календаря, как будто Толстой пишет прямо сейчас.

Это связано, конечно, не с личностью писателя, а со способом отбора контента: в обоих случаях важно найти что-то одновременно с высоким мемным потенциалом и понятное читателям.

Другая черта, которая кажется интересной во Льве Толстом сейчас, — его яркая эмоциональность.

Едва ли не первый пункт всех разговоров о новой маскулинности — это идея разрушить миф о том, что «мальчики не плачут». В книге «100 причин, почему плачет Лев Толстой» Кати Гущиной собраны очень разные поводы, по которым классик мог заплакать — и, как понятно из названия, находилось их немало. Отчасти эта эмоциональность обусловлена временем: в XIX веке к эмоциональному поведению мужчин предъявлялись совершенно иные требования, чем сейчас. Отчасти — самим характером писателя. Среди поводов для слез были как бытовые (изжога от каймака), немного забавные (перечитал написанное им самим), счастливые (чувствовал себя живым) или трагические (умерла мама).

Плач мог быть реакцией на личное или историческое событие, мог показать отношение к происходящему или помочь справиться с внутренним напряжением — словом, в этом забавном маленьком исследовании Катя Гущина изобразила Льва Толстого бесконечно живым и, опять же, очень близким читателям. Потому что даже те причины, которые могут показаться забавными, — скажем, когда писатель в 24 года сожалеет об утрате лучших лет жизни, — вполне соотносятся с реальными страхами современных молодых людей. Иначе бы просто не было мемов про старость в 30.

По-другому видится не только образ Льва Толстого, но и его произведения: посмотрим на примере «Анны Карениной», насколько по-новому может восприниматься и сама героиня, и сюжет, и интерпретация романа.

К примеру, комикс MarionX акцентирует внимание на двойных стандартах в толстовских текстах. То, что порицается в отношении Карениной, выглядит обычным поступком, когда имеет отношение к тому же Болконскому. Очевиден дисбаланс: измена, мысли о суициде и родительство предполагают разное количество ответственности перед обществом в зависимости от того, речь о женщине или мужчине.

Издания романов Льва Толстого не избежали выпуска в обложках, рассчитанных на юную аудиторию. Анютины глазки в волосах Карениной и жемчуг на ее шее вполне соответствуют описанию героини на балу в оригинальном тексте. Но разговоры о том, не кощунственно ли выпускать классическую литературу в обложках, напоминающих обложки манги, велись очень активно.

Однако подобное отношение к попыткам показать новое прочтение классики было всегда. У необычного двуязычного комикса «Анна Каренина by Leo Tolstoy» Кати Метелицы, Игоря Сапожкова и Валерия Качаева, изданного еще в 2000 году, где «Анна Каренина» преподнесена как драма с элементами киберпанка, рейтинг на сервисе Livelib — 2,6 из 5: никак не показатель качества, но хороший маркер, что книгу широкая аудитория не оценила.

Кроме очевидной цели освежить восприятие истории (кого-то — и попросту шокировать изображенными пейджерами, журналом Cosmopolitan или телепередачей «Я сама» с Юлией Меньшовой, взятыми прямиком из актуальной авторам современности; а может быть, и самой рисовкой, делающей образы Анны и Вронского нарочито сексуализированными), в комиксе по мотивам «Анны Карениной» есть интересные метафоры - интерпретации оригинального романа. Например, дети Анны изображаются исключительно в виде мягких игрушек. Везде, где по сюжету необходимо изобразить Сережу или Аню, появляются плюшевые зайчата: серый — сын, розовый — новорожденная дочь.

Можно заметить, что двуязычность комикса мнимая, игровая; достаточно обратить внимание на намеренные ошибки перевода. В сцене, где Анна обращается к Сереже, «милый» несколько раз передано не как «sweety», а как омофонное «sweaty», потный. Возможно, речь о проверке читателя: заметит ли, улыбнется — или же пропустит, как длинные вставки на французском в «Войне и мире»? Или не примет правила игры и рассердится, посчитав ошибки за необразованность и дурновкусие авторов?

Подобное отношение к классике может восприниматься как самое настоящее издевательство — в том смысле, что классические произведения литературы часто мыслятся как нечто незыблемое и допускающее только одно истолкование. И культура, от новых обложек до мемов, выполняет здесь важную функцию. Напоминает, что великие произведения и гениальные люди — зачастую неудобные, удивляющие, заставляющие воспринимать мир куда более многоплановым — и вместе с тем близкие именно нам.

В какое бы мы время ни встретились.