Христианская символика в советском кинематографе
Библейские сюжеты и образы настолько пронизывают европейскую культуру, что их можно обнаружить даже там. где не очень ожидал — например, в официально атеистическом советском кинематографе. Вот только несколько примеров того, как в советском кино обращались к мотивам, хорошо известным всем христианам.
Иди и смотри
Один из самых сильных, тяжёлых и известных советских фильмов о войне рассказывает о двух белорусских деревенских подростках, которые воспринимают ужасы войны ещё непривыкшим, ясным взором. Сюжет его нет смысла пересказывать, лучше упомянуть несколько фактов: например, по опросу читателей журнала «Советский экран» «Иди и смотри» был признан лучшим фильмом 1986 года (в то время это был один из главных кинорейтингов страны), а подростка на роль Флёры, главного героя, тестировали, показав ему множество кадров из концлагеря, и затем предложив чай с тортом. Мальчик не смог есть из-за переживаний, и режиссёр понял, что ужас он сыграет очень убедительно. Чтобы впечатлительный мальчик не повредился в сознании во время съёмок, на площадке постоянно присутствовал детский психолог, который его разгружал.
Режиссёр позже рассказывал, что хотел в финале поставить другую сцену (но не смог снять) — битву немцев и партизан на торфяном болоте. Торф горит, отойти в сторону с места не может ни один партизан, тут же находятся дети, старики, коровы. «Это конец света», охарактеризовал сцену режиссёр. Зато сам фильм назван цитатой из библейского описания конца света. Эту фразу говорят Иоанну перед тем, как выпустить всадников Апокалипсиса.
Бриллиантовая рука
Цитата из Библии в этом фильме Гайдая носит, напротив, иронический характер. Геша Козодоев сходу решает, что видит перед собой в мальчике-рыбаке святого (может быть, Петра), идущего по воде. Подняв в качестве хоругви мокрые трусы, герой Миронова с лицом, исполненным вдохновения, идёт следом, пока не понимает, что под водой просто есть искусственный брод. Эта сцена вызывает постоянное недовольство христиан нашего времени — они считают, что её сняли специально для глумления.
Тринадцать
Михаил Ромм больше всего известен фильмом «Обыкновенный фашизм», но есть у него ещё одна интересная, довоенная ещё картина — «Тринадцать». По сюжету, отряд красноармейцев бредёт по пустыне: одна женщина и двенадцать мужчин. Один из мужчин — предатель. В таком случае, кого же воплощает женщина? Ответ очевиден, и он также вызывал недовольство у христиан, знакомых с фильмом — потому что женщине даже в алтарь входить нельзя, а тут она — новый Иисус. Скорее уж, Антихрист!
Неуловимые мстители
В фигуре четырёх всадник на фоне алого заката одни видят мотив ангелов-заступников (ведь в песне, которая при этом звучит, поётся о вечной жизни и готовности прийти на помощь), а другие — фигу в кармане, намёк на всадников Армагеддона, мол, власть коммунистов — это конец света. Вторая версия кажется очень натянутой, ведь «мстители» практически все верующие и крещёные, что показывается в фильме мимоходом, а красноармейцы в другой сцене поют песню, которая кончается наказом — «не верь сатане».
Впрочем, возможно, вся эта игра с узнаваемыми христианскими символами не несёт глубокого смысла — например, они могли появиться в сценарии неосознанно, поскольку человек вырос в культуре, где этих символов очень много, или быть вставлены просто потому, что это показалось интересным, забавным, просто «культурным».
А зори здесь тихие
Весь этот фильм пронизан противопоставлением войны и… безмолвия. Безмолвие — христианский философский термин, некий аналог совершенного покоя. Выйдя с зенитчицами к озеру, старшина Васков вспоминает, что здесь раньше жил священник, искавший безмолвия — эта фраза задаёт тон восприятию многих сцен фильма, играя ещё и с его названием. Рассказывая о священнике, Васков смотрит на церковь вдали, подчёркивая христианский смысл своей фразы.
В.Давыдов и Голиаф
Уже из названия видно, к какому сюжету отсылает нас противостояние честного пионера и нечестного «несуна» (то есть того, кто ворует на производстве) Голиафа. Давыдов, как и Давид, становится героем практически случайно. Только Давыдов не сбегает на войну ради войны, а борется за честность как святой для него принцип. Интересно, что при этом подчёркнуто, что Давыдов ничем особо не выделяется — он не троечник и не отличник, обычные герои поучительных историй, он — хорошист, такой же школьник, как большинство. В то же время определение его именно как хорошиста может иметь двойной смысл — ведь «хорошист» это от слова «хорошо».
Место встречи изменить нельзя
В экранизации повести «Эра милосердия» осталось меньше от оригинала, чем хотелось бы поклонникам книги, но всё же одной из сквозных осталась тема милосердия – одного из важнейших христианских принципов. Это слово повторяется в песне, которая звучит несколько раз, а Жеглов жёстко определяет именно христианскую основу этого мотива: «Милосердие — поповское слово». Но в итоге получается, что милосердный Шарапов несколько раз оказывается куда более прав, чем жёсткий, принципиальный до беспринципности Жеглов.
