Кормил детей «Сникерсами» и шел к Богу: как опальный схимонах Сергий сидел 13 лет в уральской колонии

Скандальный схимонах Сергий (Романов), основатель Среднеуральского женского монастыря, в свое время пробыл в колонии 13 лет. Его судили в 1986 году за убийство, смертельное ДТП и хищение госимущества. Наказание он отбывал в исправительной колонии № 13 Нижнего Тагила «Красная утка». Именно там лежит начало его восхождения к церковной жизни, там же он впервые показал себя организатором и строителем храмов. В интервью для E1.RU бывший заместитель начальника по воспитательной работе в колонии Александр Коновалов рассказал, какой поворот случился у Романова в жизни, после чего тот стал отцом Сергием.

— Вам чем-то запомнился Николай Романов?

— Да, но не сразу. Я тогда трудился в исправительном учреждении и вел воспитательные работы. Пока Николай находился внутри колонии [№ 13 «Красная утка»], а там достаточно регламентированный образ жизни, жесткая дисциплина, он себя никак не проявлял. Это было в 80-е.

Тогда он был дисциплинированным, не проявлял себя с отрицательной точки зрения, хотя у него за плечами убийство. Таким поведением он заслужил перевод в колонию-поселение — это когда человек на 80% находится на самоконтроле. Там живут, как в общежитии, ходят в гражданской одежде, имеют деньги.

— В колонию-поселение его перевели в 90-е?

— Да, в то время колонии загибались при отсутствии финансирования, доходило до того, что нечем было людей кормить. Тогда ИК № 13 заключила договор с одним сельхозпредприятием, которое занималось животноводством в пригороде Нижнего Тагила. Это было в поселке Первомайском. Бригада нашей колонии трудилась в этом комплексе. Люди ходили за скотом, обслуживали механизмы, убирали навоз. Простейшая работа, ничего гламурного. В порядке компенсации в столовую для осужденных мы получали продукты. Там-то Николай весь себя проявил.

— И чем же?

Он собрал неформальную бригаду, которая занималась ремонтом. Среди объектов: местная школа, спортивный городок и храм в селе Краспольский около поселка Первомайского. Кроме этого, он еще занимался с детишками в спортивной секции.

Однако люди в исправительных учреждениях имеют свою специфику, тем более те, у кого есть навыки оперативной работы. Они не прочь подложить свинью своему ближнему. Почему? Потому что он не такой, как все. Может быть, это элементарная зависть. Во всяком случае была история.

Тогда я в качестве начальника отдела по воспитательной работе был. И тогдашний начальник учреждения поручил нам разобраться в ситуации с Романовым. Я был вместе с оперативным работником. Мы раскрутили, разобрались в ситуации и поняли, что обвинения, та информация, которую в адрес Николая пытались нам засунуть, лживая. На самом деле он занимался теми вещами, о которых я вам рассказываю. Достаточно одного факта.

Дети видели это через витрину магазина и никогда не пробовали. Они как папуасы на бусы реагировали [на этот шоколад]. Благодаря Николаю они попробовали «Сникерс» первый раз!

— Это на него так восстановление храма повлияло?

— Да, я думаю, что его склонность к религии в это время и проявилась. Вот в тот момент у меня сложились доверительные отношения с Романовым. Перед освобождением мы поговорили. «Сан Саныч, я хотел с вами посоветоваться, — пришел он ко мне. — Я хочу остаток своей жизни посвятить служению Богу, религии». Я ему сказал, что если есть Бог в душе, то, в принципе, рясу надевать не обязательно. Мы в общих чертах поговорили и потом не виделись некоторое время. А затем он появился в колонии в качестве монаха. Тогда он мне рассказал, что участвует в строительстве комплекса в районе Алапаевска, где расстреляли царскую семью.

— Вас не удивил переход Романова от заключенного к воцерковлению?

— Для меня такая ситуация не особенно удивительная, я знаю характер этого человека. У него нет полутонов. У него есть черное и белое. И знаете, вот то преступление, которое он совершил, я его не оправдываю, это этап его индивидуального психического устройства.

— Но ведь был же еще храм в колонии?

— Я не следил за его карьерой. Видимо, там он был в качестве организатора. Да, на рубеже веков к нам потом пришла идея, что и в колонии можно храм открыть. Сейчас его во всем Тагиле хорошо видно. На 70–80% он был построен благодаря участию Романова. Материалы, использованные для строительства, он добывал, видимо, поездками по организациям, выпрашивал. И уже потом была Ганина Яма.

— Вы сказали, что Романов, будучи в колонии-поселении, занимался с детьми. Как осужденных допускали к ним?

— Это же всё под контролем делается. Они же не просто так бродят по территории. Есть система надзора, при этом в колонии-поселении она предполагает послабления. Да, действительно, заключенный имеет выбор, как проводить свое личное время. Но, если он пошел куда-то, обязан доложить дежурному, который там находится круглые сутки. Если он вступает в какую-то организацию и занимается какими-то вещами, он должен на это получить одобрение. Не надо забывать о том, что контора может проверить информацию разными путями.

В колонии-поселении нет такого, чтобы «Ах, пошел к Дусе на свидание» или захотел работать в спортивной секции с ребятишками.

И оперативный контроль.

— До того, как Романов занялся восстановлением храма в Краснополье, вы религиозных порывов за ним не замечали?

— Нет. Во всяком случае у меня с ним на эту тему разговоров не было. Он не просился. Это какое-то душевное движение, что ли, которое появилось, как я предполагаю, когда он строил храм. Мне кажется, это был первый религиозный объект, в восстановлении которого он участвовал. Надо понимать, что в то время восстановление храмов носило характер волны. Можно даже назвать это модой.

— А не думаете, что вся его деятельность — это искупление вины за то, что он совершил?

— У меня нет прав принимать от человека подобного рода исповеди. Иногда, конечно, осужденные с представителями воспитательного отряда об этих вещах разговаривают, но если они этого сами захотят. Он мне таких вещей не говорил, а я, вполне естественно, таких вопросов не задавал.

— Вы говорили, что у нет полутонов. Расскажите, каким он человеком был?

— Внутри колонии жёсткий регламент, человеку достаточно сложно проявить качества, организационные способности. Поэтому он там был просто на 100% дисциплинированным человеком. При этом он был заключенным среднего поведения, себя не выпячивал. Внешнего антуража не было. Но все-таки сердцевинка чувствовалось, есть что-то в человеке настоящее.

— Ему можно было верить?

— Да.

— И не сомневались?

— Исправительные учреждение такая штука — доверяй, но проверяй. Это заложено в нашу работу изначально. Николай не позволял себе переступить какую-то запретную черту.

— Он был работником, которому скажешь, мол, сделай вот это, и он сделает?

— Исполнительный, дисциплинированный. Сделает все на 100%. Ему можно было довериться.

— А что говорили про Романова другие заключенные?

— Там же не просто коллектив, в котором все на равных и со своими мнениями. Это же колония, поэтому кто, что мне скажет?

В нем должны быть уверены, чтобы с нас потом не сняли голову за вторично совершенное убийство. Это же не просто так — ты хороший парень, иди отдохни в поселении. За него отвечал я. Даже УДО (условно-досрочное освобождение. — Прим. ред.) менее ответственно, чем колония-поселение.

— Что за режим дня в колонии-поселении?

— Заключенные устраиваются на работу, как любой другой человек, а живут в общежитии. У каждого свое место. Поверка не только утром и вечером, но и во время работы, в ночное время по головам на подушках. При этом есть же и оперативные методы контроля, о которых мы с вами говорить не будем. «Стук-стук, я твой друг» — это тоже присутствует.

— Сохранились ли в архивах характеристики Романова?

— Нет. Дело в том, что личные дела в колонии хранятся лет пять. Их потом сжигают. Какие-то характеристики можно найти в архиве суда. Там они их вроде хранят вечно.

— Как думаете, чем закончится вся эта история с уже схимонахом?

— Я читал, что отец Сергий остается в этом монастыре, он вроде согласился, что туда придет новый руководитель. Я по-граждански говорю. Человека, слава тебе Господи, туда пустят. Но, зная его характер, я предполагал самый экстремальный сценарий.

— Вооруженный захват?

— Да Господь с вами! Причем тут захват? Я думаю, тут мог быть массовый суицид или что-то демонстративное. Если он сказал, что отдал всю жизнь церкви, то это не пустые слова, это его характер. Я как человек, который носил погоны, а бывших полковников не бывает, вам говорю:

Это человек, на которого можно положиться, можно надеяться. Если Коля сказал, что он сделает, значит, сделает.