SEVILLE и NICK RIIN о творческом союзе, совместном треке и пути к мечте
Севиль, для начала мы с Ником поздравляем тебя с победой в шоу «Маска» на НТВ.
С: Спасибо.
Н: Это было феноменально. Твой Енот теперь станет священным животным в Российской Федерации.
А кстати, почему Енот? Почему ты выбрала именно эту маску?
С.: Там был большой перечень героев, но, когда я увидела костюм Енота, то поняла, что это тот персонаж, который подарит всем радость. Я считаю, что задача артиста, помимо служения своему призванию, — выдергивать людей из обычной бытовой жизни и погружать в другой мир, чтобы люди отвлекались и были в гипнотическом состоянии вместе с персонажем. Я думаю, что Енот именно так и поступал.
Насколько тяжело было находиться в увесистом костюме Енота?
С.: Костюм действительно увесистый. Он из поролона, поэтому в нем тяжело двигаться, нагибаться, разгибаться, ничего не видно, но в результате это хорошее кардио — я похудела, подтянулась еще больше. (Улыбается.) Плюс это очень классное психологическое шоу, как правильно сказал Дима Билан. Енот был моим альтер эго. Если в сценической жизни я больше демонстрирую женственность, то в Еноте раскрылась моя внутренняя сила, целеустремленность.
Интересно. Вы с Никитой совсем недавно записали дуэт. Там от тебя требовались женственность, обаяние…
С.: ...и истерика...
Н.: Там еще и сексуальность, я извиняюсь.
И как все эти перевоплощения в тебе сочетаются, Севиль?
С.: Я не могу объяснить. Это же мы наблюдаем на сцене. Вот мы сейчас с вами находимся в великом Художественном театре. Только что я наблюдала, как прекрасно играет Арбенина в «Маскараде с закрытыми глазами» Игорь Верник. На сцене это один человек, но как только он пересекает кулисы, то превращается в своего героя, и это уже совсем другой Верник. Я не знаю, что это такое. Мне кажется, это какая-то грань наша, которая открывается только в свете софитов. Так же и другая часть меня открывается перед микрофоном, у Ника тоже.
Тебя часто называют очень стильной артисткой. А как ты сама охарактеризовала бы свой стиль?
С.: Мне нравится быть разной. Могу быть как сдержанной в строгих костюмах и недоступной в черных перьях, так и в россыпи камней с объемной укладкой — это всё тоже про мои грани, которые умело подчеркивает во мне команда и я сама.
Как долго ты работала над тем, чтобы найти свой стиль?
С.: В моем случае это метод проб и ошибок, саморазвитие и, повторюсь, слаженная работа команды. Одежда — хороший инструмент, чтобы создать первое впечатление о себе. Если ты знаешь, кто ты и что ты любишь, это можно отобразить через стиль. И этот процесс бесконечен.
А как ты относишься, Никита, к тому, что говорит Севиль по поводу перевоплощения? Если брать сценический образ или клип, в котором нужно взаимодействовать. Как ты для себя эти вещи ощущаешь?
Н.: Тут нужно начать с того, что я из семьи музыкантов и вырос за кулисами. У меня очень большая насмотренность.
Но насмотренность — это одно, а практика — совсем другое.
Н.: Да. Конечно, Севиль — уже опытная певица, хотя у меня тоже какой-то опыт есть. И пусть это небольшая сцена, но на протяжении последних 15 лет у меня был свой бэнд. Я экспериментировал со звучаниями разными, делал свою музыку — авторскую, некоммерческую, и только недавно решил ворваться в мир шоу-бизнеса. По-другому я это не назову.
Что ты имеешь в виду?
Н.: Зайти красиво, эффектно и чтобы на это обратили внимание. Это потихонечку получается, скажу без ложной скромности. Я радуюсь этому, опыт набирается в ускоренном темпе, потому что нет у нас времени «разжевывать», надо всё быстро делать, чтобы люди уже видели тебя и красивым, и эффектным. Я же был еще и продюсером музыкальным, побывал по разные стороны кулис и сцены. Соответственно, делал выводы, когда смотрел на артистов, когда приглашал их. В общем, мне удалось посмотреть на нашу профессию с разных сторон.
По твоим словам, ты из семьи музыкантов, но, насколько я знаю, твои близкие больше связаны с классической музыкой.
Н.: Дедушка мой — заслуженный артист России, концертмейстер Большого театра. Он да, представитель нашей классической династии. Бабушка — скрипачка, прослужила в оркестре Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. А моя мама, Елена Кузьмина, — тоже заслуженная артистка, певица, существовала в поп-жанре. Композитор Игорь Саульский в свое время прозвал ее «леди холодного джаза». На одном из конкурсов она покорила его своим обаянием. Также мама побеждала в вокальном конкурсе в Италии. Надо сказать, что у нее разная музыка была, и она больше причисляет себя к поп-индустрии. У нее и сейчас довольно большая прослушиваемость, я выкладывал ее альбомы, сражался с пиратами. У нее есть потрясающий альбом колыбельных песен — рекомендую к прослушиванию. Это очень серьезное видение вечных произведений, исполненное на очень высоком уровне. Я так говорю не потому, что она моя мама, а потому, что это правда.
Как хорошо, когда сын так трогательно говорит про свою маму.
С.: Восхищается.
Н.: Я люблю маму.
У тебя же классическое образование музыкальное?
Н.: Да, причем у меня их два.
Фортепиано и…?
Н.: ...и кларнет. Большое спасибо моему дедушке, что он выдержал мой характер и занимался со мной, бывало, по семь часов.
Дедушка играл на кларнете?
Н.: Нет, он альтист. Но хорошему музыканту это не мешает взяться за своего внука по полной программе, чтобы из того вышел хоть какой-то толк.
А ты сам захотел быть кларнетистом?
Н.: В моей семье поговаривают, что да, но я подозреваю, что это были какие-то манипулятивные действия. (Смеется.)
То есть всё это не в осознанном возрасте начиналось?
Н.: Там была такая история, что я сначала пошел на фортепиано, отучился пять лет.
В музыкальной школе?
Н.: Да. Но, честно признаться, самая большая школа, которую я получил, — это занятия с моими родственниками. Бабушка, дедушка, мама, дядя мой (он долгое время был солистом в Хоре Турецкого). Больше всего знаний, вдохновения и любви к музыки привили, конечно, они. Наряду с этим я учился у потрясающих педагогов: так, игре на кларнете я обучался у двух светил кларнетного искусства — у выдающегося кларнетиста Ивана Пантелеевича Мозговенко и Ивана Федоровича Оленчика, его ученика. Они дали мне всё, что я мог максимально впитать в этом деле, за что я им очень благодарен.
Но ведь прямая дорога при этом — играть на кларнете, сольно или в оркестре.
Н.: Ну у меня всё случилось иначе. Я, кстати, резко перескочил с одной темы на другую. Начал с фортепиано. Но в какой-то момент мне стало противно заниматься и следить за скрипичным ключом и за басовым. Я подумал: а есть ли какой-то музыкальный инструмент, где нужно следить только за скрипичным? Передо мной стоял выбор. Я очень люблю джаз, я большой поклонник Игоря Бутмана, старого джаза. Я рос на этой музыке. И вот я нашел свой «скрипичный ключ» — кларнет. Очень нравится мне тембр этого музыкального инструмента. И родители меня отправили учиться игре на кларнете.
Это в каком возрасте было?
Н.: 9−10 лет. После музыкальной школы я поступил как раз к Ивану Пантелеевичу Мозговенко в Академию Шнитке, потому что он там преподавал. Продержался в Академии не очень долго, потому что уже начал работать звукоинженером, а потом саунд-продюсером в Хоре Турецкого. Попал туда не потому, что у меня там дядя был, а чисто случайно.
Севиль так внимательно на тебя смотрит, Никита. Вы дуэт записали, а теперь, благодаря нашей беседе, можете поближе узнать друг друга. Так?
С.: Нет-нет, мы уже десять лет знакомы. У нас юбилей в этом году. Но я слушаю сейчас — и некоторые вещи меня восхищают. Мы когда работали на студии и я услышала, как Ник импровизирует, я обалдела. Было сразу слышно, что он любит джаз, грув, R’n'B — все эти фишки в голосе. Я стояла и думала: «У тебя такой красивый мозг».
«Красивый мозг». Хорошо звучит.
Н.: Вообще шикарно.
С.: Ник красиво видит этот мир благодаря музыке.
Н.: Без лести могу сказать, что от Севиль такое слышать очень приятно, потому что ты — талантливейшая певица! Это тот самый случай, когда и внешне, и внутренне всё очень достойно. Севиль сама прекрасно импровизирует и такие прекрасные вещи творит. Честно говоря, я какое-то время стеснялся заходить в студию после Севиль.
С.: (Смеется.)
Н: Ну правда. Там нужно было не ударить в грязь лицом.
Десять лет вы знакомы по какой линии?
С.: По музыкальной. Я еще на момент нашего знакомства работала в кавер-бэндах, а у тебя был свой джазовый коллектив.
Н.: Да-да-да, свой коллектив.
С.: И мы встретились в одном заведении...
Н.: ...на северо-западе Москвы.
С.: И потом стали поддерживать связь. Вообще, это очень круто, когда спустя годы ты добиваешься чего-то. Как говорит Artik, «всегда помни корни свои». И мы всегда общались.
Н.: Надо отметить, что у Севиль вшит антидот к звездной болезни, она ей точно не грозит.
Это даже по глазам Севиль видно.
Н.: Да, глаза очень добрые!
Никита, ты работал в Хоре Турецкого саунд-продюсером. А почему решил на сцену выйти?
Н.: У меня было несколько студий музыкального производства. Я продюсировал разных звезд в том числе. Разные люди ко мне захаживали. И пока ты пишешь какого-то артиста, то волей-неволей показываешь ему, как надо петь. Часто у меня это получалось весьма недурно.
Лучше, чем у тех певцов, которым ты записывал музыку?
Н.: (Смеется.) Я этого не говорил. И многие меня спрашивали: «Ник, а чего ты не поешь сам?» Я по жизни нигилист, максималист. Казалось бы, этот период мировоззрения должен проходить у людей в 20−25 лет.
А тебе сейчас сколько?
Н.: 32. А я всё еще держался очень долго, гнул свою линию. Не хотел на сцену, не хотел принимать правила игры шоу-бизнеса, потому что, опять же, я ведь максималист, поэтому без этого «врывания» я не мог обойтись. И вот как только я почувствовал в себе эти силы и возможности, то решил начать этот новый путь. Я себя очень хорошо чувствую в новом амплуа, мне очень нравится.
Здорово. Ты уже записал первый альбом?
Н.: Нет, в поп-музыке у меня пока что несколько синглов вышло, я пристреливался и искал для себя какие-то звучания. Сейчас, после пяти песен я более-менее почувствовал, в какую сторону нужно идти. Попробую свои гипотезы в действии, насколько они сработают. Там, может быть, какие-то корректировки будут, а может, я всё и правильно думаю.
А ваш дуэт как возник? Ты просто решил записать дуэт с Artik & Asti?
Н.: Я очень благодарен Артику и Севиль, что они приняли мое предложение. Казалось бы, кто я такой? Никому неизвестен в широких кругах, а это популярнейшая группа. В общем, мы записали песню. Я очень доволен тем, что у нас получилось. Я начал любить такую музыку тоже. Как у нас, музыкантов, говорится — «на прямой бочке». Большинство песен сделано именно так.
То есть?
С.: Самый стандартный ход...
Н.: ...чтобы музыка была понятна отечественному слушателю. Есть некая культура у нас — у людей выработались паттерны понимания общепринятого хита. И в этих рамках для меня оказалось даже сложнее существовать, чем в стиле неосоул.
Почему?
Н.: В стиле неосоул нужно выпендриваться. Я очень люблю это дело, в музыке особенно. Нужно показать, и какой ты певец прекрасный, и какие ты придумываешь фишки. Чем больше ты покажешь музыкальности и всякого рода чувств ритма, тем выше будет твой класс. Меня в этой тусовке знают, я получил даже какое-то признание небольшое и заграничных коллег, что для меня тоже лестно и приятно. И я понял, что можно бесконечно продолжать собирать мои мегатеплые квартирники и играть там, но мне захотелось чего-то другого.
Но ты говоришь, что поп-музыка для тебя сложнее, чем ритмы, развивающие традиционный соул и современный ритм-эндблюз, что и есть неосоул.
Н.: Потому что правила здесь не позволяют делать резкий шаг вправо, шаг влево, иначе это всё превращается...
С.: ...в фирмỳ.
Н.: Ну нет, почему, поп-музыка тоже может быть фирмовой. Вот у Artik&Asti очень фирмово звучат треки. Есть и синкопы, и паузы, и очень филигранно всё сделано, и тембр у Севиль такой узнаваемый, очень красивый. Все эти классные качества немножко перекочевали и в наш дуэт, потому что музыкальный продюсер нашей песни — Artik. Мне было очень интересно поработать с коллегами: очень всё высококлассно.
Видишь, та музыкальная культура, которая у тебя изначально в крови, дала тебе возможность, когда ты захотел, выйти на другие рубежи. Понятно, что и упорство, и много других обстоятельств, но природные гены тоже наверняка сработали. У Севиль в этом плане совсем другая ситуация. У тебя же нет музыкального образования, правильно я понимаю, Севиль? Ты филолог по образованию, занималась спортом, карате. Господи, девушка-каратистка.
С.: Мастер спорта, между прочим.
Ты знал об этом, Ник?
Н.: Не знал. Наматываю на ус. (Улыбается.)
С.: Вообще, мир музыки, мир хитов очень непредсказуем. Раньше я очень переживала, что у меня нет образования, и очень некомфортно себя чувствовала, особенно после проекта «Голос», когда Леонид Агутин сказал, что не желает со мной работать, потому что у меня нет музыкального образования.
Так и сказал?
С.: Он выбрал мою коллегу, Людочку Соколову, выбрал опыт. Я очень расстроилась, тогда эта тема действительно висела как дамоклов меч надо мной. Я всё время переживала. Потом в какой-то момент я решила: «Стоп, а кто сказал, что это моя слабость?» Это моя сильная сторона. У меня нет каких-то шор. Я не отрицаю важности образования, но я столько учусь постоянно, что можно было уже десять дипломов мне выдать. Я поняла, что нельзя слушать людей, иногда нужно быть глухим и делать свое дело. Если уж мы работаем в одной команде, нужно слушать тех людей, которые могут видеть и слышать больше, чем ты. Я здесь поддерживаю Никиту, у нас действительно очень классный департамент саунд-продюсеров, есть даже дизайн вокала, когда подсказывают, как петь. Весь этот опыт суммируется, два мира объединяются в один. У Никиты был свой мир, у нас был свой — вместе мы создаем что-то новое и классное. Просчитать, когда песня будет хитом, невозможно. Сказать, что фирменная музыка — это плохо, тоже невозможно. Я такой человек, что не вижу плохих людей или плохих песен. И вообще, я просто счастлива, что мы объединились и делаем какую-то свою историю.
Мне кажется, Никита — очень позитивный, с мягким юмором.
С.: Да не мягким вообще! На студии мы хохотали вовсю. Это еще и очень интеллектуальный юмор.
Н.: Благодарю.
Скажи, Севиль, а как вообще филолог и мастер спорта по карате решила так резко поменять свою судьбу?
С.: Моя прабабушка была заслуженной артисткой, но на этом всё остановилось. Мама и папа у меня вообще другими делами занимаются.
А чем?
С.: Мама — педагог, работала с детьми, отец — инженер, строитель, архитектор. Честно скажу, я петь начала не совсем от хорошей жизни. У нас были тяжелые времена в семье, мы приехали после депортации из Азии, всю жизнь я видела стройку. Было тяжело, но мои родители делали всё, чтобы у нас бы ла крыша над головой, потому что долгое время ее не было, мы натягивали пленку, вместо стекол на окнах тоже была пленка. А какое-то время мы жили в подвале. Родители старались, чтобы мы выживали, но на этом фоне в семье не было особого тепла, любви, внимания. Я очень долго не принимала этого, не понимала, обижалась, ненавидела даже где-то в душе. Однажды в детском саду я что-то пела, и мне все стали аплодировать, я столкнулась с таким количеством внимания и оваций, что подумала: «Так надо теперь петь всегда! Так я буду услышана». Я думала, что это легко: ты поешь, тебе все аплодируют, ты классный человек, на тебя обращают внимание. Я подросла, за это стали еще и платить. Тогда я подумала: «Боже, это не работа, а просто мечта». Не кривя душой скажу, что я очень поверхностно относилась ко всему этому, я пела и зарабатывала.
Просто чтобы выживать?
С.: Да. И зарабатывала не только пением. Я с 14 лет работала. И в ресторане у дяди, и в магазине одежды, и в Макдоналдсе. Но везде быстро росла по службе. Я когда куда-то иду, то всегда знаю зачем. Вижу цель — не вижу препятствий. (Улыбается.) Пела я всегда. Потом уже поняла, что это большое искусство и нельзя гневить Бога: если ты одаренный человек, то нужно это развивать и усиливать. Я поняла, что всю жизнь буду петь. Отец мой был против. Родители вообще не воспринимали вокал всерьез, они говорили, что я восточная женщина, что мне нужно замуж, рожать детей. Они желали мне лучшего исходя из своей парадигмы жизни. У меня всегда был характер наперекор, я очень рано уехала из дома, рано начала сама зарабатывать.
А зачем ты на филолога училась, если понимала, что всю жизнь будешь петь?
С.: Отец сильно настаивал. И я благодарна папе за это. Я сама понимала, что язык — это средство коммуникации. И вообще, я любила англоязычные песни и должна была знать, о чем пою, плюс это связующее звено в путешествиях. У меня нет никаких преград в общении с другими людьми.
Но педагогический университет ты все-таки окончила.
С.: Конечно. Я окончила магистратуру, пришла к родителям с дипломом: «Мама, папа, я окончила университет», — и через два дня уехала в Москву.
Страшно не было?
С.: Нет. У меня было предложение переехать в другой город, где было больше знакомых, больше возможностей заниматься музыкой, но я понимала, что хочу поехать в Москву, где я смогу чего-то достичь, даже если будет тяжело. Я это точно знала. Как и знала, что мой Енот победит в «Маске». Я точно знаю, чего хочу. Я из тех людей, кто лучше сделает и пожалеет, чем не сделает и пожалеет об этом.
Н.: Потрясающе. Какая ты сильная! Есть выражение «американская мечта», но в твоем случае это «русская мечта» — я прямо кино сейчас посмотрел. Ты еще очень красиво излагаешь свою историю, и я сразу максимально погружаюсь во всё, о чем ты рассказываешь, Севиль. Представляю все образы.
А у тебя, Никита, была другая ситуация? Ты рос в тотальной любви?
Н.: Да. Сейчас даже как-то неудобно об этом говорить, но я правда всегда был окружен заботой и любовью, рос мальчиком теплым и домашним. Я в детстве ни разу не дрался вообще, представляете?
Представляю. Я тоже никогда не дрался.
Н.: У нас с вами много общего, Вадим. У меня в детстве ни переломов, ничего подобного не было — на кларнете занимался, на фортепиано. Была классная история, когда во время одной из поездок с мамой на студию мне очень понравилась работа звукорежиссера. Почему-то я тогда своим детским мозгом подумал, что это просто босс вселенной и круче я уже ничего никогда не увижу. И более того, там даже за скрипичным ключом не нужно следить. (Улыбается.) Родители купили мне компьютер, но с условием, что я могу играть на нем ровно столько, сколько буду заниматься музыкой. В окружении моих родителей были в основном аранжировщики, музыканты, все очень тепло ко мне относились. Я благодарен своим учителям, они дали мне очень много, прямо как собственному сыну: и жизненного опыта, и профессионального. В 14 лет я уже зарабатывал деньги тем, что делал аранжировки. Правда, был интересный момент, что после 9-го класса меня выгнали из школы.
Вот так! Где тут пай-мальчик?!
Н.: Да, я прогуливал школу. Учился на Пушкинской, в школе для детей из творческих семей. Я практически не ходил в 9-й класс. Мы с моим другом бродили по музеям, тогда еще кино было очень хорошее, в консерваторию ходили, в филармонию.
Прекрасная альтернатива!
Н.: Нам это всё очень нравилось, и я благодарен за то время и за такую возможность. Багаж, который я получил тогда, живет во мне до сих пор и очень мне много дает.
Из школы тебя выгнали. Что дальше?
Н.: Мама сказала, чтобы на деньги с ее стороны я не рассчитывал . Она дала мне жесткий диск с минусовками. Так как мама преподавала вокал, то еще и клиентов советовала. Я очень быстро начал развиваться как звукорежиссер и вести бизнес с этими фонограммами.
Школу-то в результате окончил?
Н.: Да, я пошел в экстернат, 10−11-е классы окончил за один год. И сам полностью оплатил свое обучение. Это был очень мудрый и дальновидный родительский ход.
Видите, разными дорожками вы шли к своей цели. А вот сейчас, когда вы вместе творили, что друг в друге открыли новое?
С.: Когда идет продуктивная совместная работа, ты всегда человека открываешь как новый мир. Ну я точно просто с открытым ртом сидела и слушала, когда ты, Ник, импровизационные части записывал. Я сидела и думала: «Боже, какое у человека чувство вкуса... и, повторяю, красивый мозг!» (Улыбается.) Я этим очень вдохновляюсь, потому что у всех нас есть и сильные стороны, и не столь развитые стороны. Меня очень поразило твое умение импровизировать, да еще с таким вкусом! Кстати, это можно услышать в конце трека, во время финального припева. Мне очень комфортно с тобой работать.
Н.: Взаимно, Севиль!
С.: И на съемках клипа мне было комфортно с тобой. Это очень важный момент, потому что творческие люди — немного странные, они привыкли к определенной температуре в комнате. А вот так с полуслова понимать друг друга именно в работе — это большая редкость. А у нас это получилось.
Н.: Я просто влюблен в эту женщину, что я могу еще сказать!
С.: Еще хочу сказать, что мне очень важно и как женщине, и как артисту, когда мужчина не скупой на комплименты. Когда это идет от сердца, это настолько окрыляет. Стоя рядом с такими людьми, хочется только больше творить, расцветать. Вот ты один из таких людей, Ник.
Н.: И это абсолютно взаимно. У меня абсолютно те же впечатления и те же чувства. Спасибо большое тебе за такие слова, ты меня уже в краску вогнала. Можно бесконечно перечислять профессиональные и душевные качества Севиль. Могу сказать, что когда Севиль была в студии, то я с ней советовался, что-то спрашивал, потому что я с большим уважением отношусь к ее профессионализму и стараюсь прислушиваться. Обычно я достаточно снобистский человек в музыке, далеко не всех слушаю — тоже, наверное, профдеформация имеет место. Но в данном случае я раскрывался, и этому способствовала такая экономичная и доброжелательная атмосфера, которую и Дима организовал, звукорежиссер, и мои друзья-коллеги, которые меня поддерживали, и Севиль мне какие-то добрые слова говорила. Всё это только способствовало приличному результату.
С.: Это, кстати, очень интимный момент. Потому что в работе на студии были Артём и Дима, которые направляют в звукоизвлечении, в подаче, — я им благодарна. А вот самой направлять коллег... Мне кажется, у меня нет такого права. Поэтому когда ты, Ник, меня спрашивал, что я думаю, я в этот момент про себя говорила: «Что я могу думать? Конечно, мне всё нравится». У нас получилось на одном языке говорить с тобой, слышать друг друга.
Н.: Это называется симбиоз.
И гармонией это можно назвать. Севиль уже добилась успехов. У тебя, Никита, стартовая площадка довольно крепкая и, мне кажется, очень позитивная, потому что есть вера в себя, есть вера коллег, которым ты можешь доверять. И то, что у тебя сейчас состоялся опыт красивого музыкального дуэта с Севиль, — это тоже своеобразный трамплин, одна из ступенек к тому миру, которому ты открыт. Ты хочешь добиться больших успехов. Кому-то это дается сразу, кто-то проходит через тернии, но оба пути достойные, если ты понимаешь, к чему идешь и к чему у тебя есть способности и талант.
С.: Еще есть такое понятие — «большая маленькая душа». Большая — когда ты можешь делиться своим опытом, а маленькая — когда ты можешь попросить о помощи. Когда ты просишь о помощи, это не означает, что ты сдаешься, это означает, что ты не готов сдаваться. Я считаю, каждый человек, который встречается в нашей жизни, — это большой учитель. И я Нику для чего-то дана, но и ты мне дан не просто так.
Н.: Дорогу осилит идущий. Очень многое на самом деле зависит от стечения обстоятельств. Могу только сказать, что те испытания, которые мне давались (у меня тоже не всё было идеально), оказывались мне по зубам, я старался их проходить достойно. Для меня очень большая честь, что Artik&Asti согласились со мной поработать. Всё это вселяет в меня какую-то уверенность в будущее. Такая возможность не должна быть упущена мной, я должен просто сделать то, что я должен делать, и то, чем меня наградили Бог и мои родители. Просто двигаться дальше, а там, куда эта дорожка нас приведет, посмотрим.
Надеюсь, что у вас в дальнейшем случится еще не одна коллаборация.
Н.: Я бы этого хотел. И вообще, будем оптимистами.
С.: Обязательно!