Стоило ли жениться на деньгах и славе?
Есенин с легкостью пожертвовал женой Зинаидой Райх и детьми ради намечающейся славы в тандеме с имажинистами. Но к 1921 году имажинизм зашел в тупик. Это неудивительно. Есенин отдельная тема, а вот его соратники Мариенгоф, Шершеневич и плотва помельче строили поэзию на трюкачестве. Трюк быстро утрачивает прелесть новизны. Даже самый смешной анекдот второй раз выслушивается из вежливости.
Имажинизм выработал свой ресурс, тем паче у площадки ребят «Стойло Пегаса» отобрали эксклюзивное право работать до двух ночи, а за изданиями имажинистов стали тщательно следить, пресекая мухлежи с тиражами. Становилось скучно.
Заимев всероссийскую славу, Есенин тяжело воспринял отсутствие перспективы.
И тут ему подвернулась всемирно известная танцовщица Айседора Дункан.
Дункан зазвал в Москву нарком просвещения Луначарский, обещав открыть под нее школу танцев. Перед отъездом из Лондона Айседора зашла к гадалке, которая огорошила даму предсказанием скорого замужества. Фишка была в том, что Дункан выступала ярой противницей института брака. Делая одно немаловажное исключение:
«Одной из наилучших мер Советского правительства была отмена брака. Там двое людей расписываются в книге, а под подписью напечатано: «Эта подпись не возлагает никакой ответственности ни на одну из сторон и может быть аннулирована по желанию каждой из них». Такой брак является единственным соглашением, на которое может пойти всякая свободолюбивая женщина, и единственной формой брака, под которой я когда-либо поставила бы свою подпись».
Подпись, как известно, ставить пришлось.
Знаменательная встреча произошла в день рождения Есенина, 3 октября 1921 года. Сохранились воспоминания, как при виде поэта Дункан выдала Есенину характеристику: «Ангел»» и сразу же обернула: «Черт».
То есть Айседора с ходу определила двойственную природу Есенина, рассмотрев не только рязанского Леля, но и скрывающегося Черного человека.
В чем основная проблема доктора Джекила, выпустившего на волю мистера Хайда? В том, что мистер Хайд начинает рулить, забирая все большую власть и подавляя сущность Джекила. Настает момент, когда добропорядочный доктор уже не может Хайда контролировать.
Такая проблема наличествовала и у Есенина. К сожалению, рассказывая о его романе с Дункан, приходится фиксироваться на характеристике: «Черт», ибо почти все мемуаристы, описывая Есенина того периода если и находят в нем что-то обаятельное, то далеко не сразу, а прорвавшись через наслоения.
Отвечая на вопрос – любил ли он Дункан? – Есенин употреблял слово «страсть». Пожалуй, точное определение.
Но страсть имеет свойство быстро заканчиваться. Что удерживало Сергея возле женщины, которая была младше его мамы на два годочка? Разница между Айседорой и ее молодым мужем составляла 18 лет.
О чем они вообще могли говорить? Айседора знала по-русски пару выражений, поэт ради любимой женщины не удосужился выучить ни один из языков, на которых она изъяснялась свободно.
Проницательный Мариенгоф верно заметил, какие именно ниточки удерживали Есенина возле этой женщины:
«Есенин влюбился не в Изадору Дункан, а в ее славу, в ее всемирную славу. И он женился на ее славе, а не на ней — не на этой стареющей, отяжелевшей, но все еще прекрасной женщине с крашеными волосами. Он испытывал удовольствие, гуляя под руку с этой всемирной знаменитостью по московским улицам, появляясь с нею в «Кафе поэтов», на концертах, на театральных премьерах, слыша позади себя многоголосый шепот: «Дункан-Есенин, Есенин-Дункан».
А вот Айседора, кажется, влюбилась не на шутку. С ее стороны была не просто страсть, а более глубокое чувство под названием «Материнская нежность». Потеряв в результате автомобильной аварии двух детей, танцовщица перенесла всю нерастраченную любовь на Есенина, напоминавшего ей погибшего сына Патрика. Она чувствовала ответственность за поэта и прощала ему все выходки.
Сразу же после знакомства Есенин переехал в особняк на Пречистенке, выделенный Дункан правительством СССР под школу. Именно там следует искать истоки громадной проблемы Есенина – алкоголизма. До этого он пил от случая к случаю, не делая из спиртного фетиша. На исходе 1921 движение поэта вниз приобретает дополнительную скорость, его подталкивает алкоголь, выщепляя наружу «чёрта».
Насколько была виновата в его пьянстве Айседора?
Приемная дочь Дункан Ирма говорит: «Только когда ей перевалило за сорок, когда она вышла замуж за этого русского, под его дурным влиянием она привыкла к крепким напиткам».
Сам же Есенин в одном из интервью зарубежным корреспондентам переложит с больной головы на здоровую: «Я безумно люблю Изадору, но она так много пьет, что я не мог больше терпеть этого».
В феврале 1922 года у Айседоры возник план вывезти Есенина за границу. Первый раз предложение прозвучало перед отъездом Дункан на гастроли в Питер. По воспоминаниям Ильи Шнейдера на вокзале, в ожидании поезда…
«Айседора, взяв у меня записную книжку, с увлечением чертила, объясняя Есенину роль хора в древнегреческом театре. Смелой линией, нарисовав полукруг амфитеатра, она замкнула орхестру и, поставив в центре ее черный кружок, написала под ним: «Поэт». Затем быстро провела от точки множество расходящихся лучей, направленных к зрителям.
— Мы будем выступать вместе! — говорила она Есенину. — Ты один заменишь древнегреческий хор. Слово поэта и танец создадут такое гармоническое зрелище…»
Дьявол тоже строит свою драматургию. Очарованный Есенин прямо на вокзале решил ехать с Дункан в Питер. По злой иронии судьбы пара остановилась в гостинице «Англетер», да еще в том самом номере, где Есенин в декабре 1925 повесится.
8 апреля Дункан отправляет импресарио Соломону Юроку телеграмму: «Предлагаю турне на 12 недель или дольше я Ирма великий русский поэт Есенин».
В тот же день Юрок дал ответ: 40 000 долларов за 50 выступлений в крупнейших концертных залах Германии, Франции, Италии, США.
В мае, перед отъездом в турне Есенин и Дункан расписались. Иначе возникли бы проблемы со въездом в США.
Дабы понять, почему заграничный вояж обернулся фиаско, следует поинтересоваться, - чего ожидали путешественники?
Дункан: «Я поеду с ним в Европу и в Америку, я сделаю его знаменитым на весь мир! Весь мир склонится пред Есениным и мною».
Есенин: «В конце концов, я еду за границу не для того, чтобы бесцельно шляться по Лондону и Парижу, а для того, чтобы завоевать…»
Как видим цели пары совпадают.
Но все сразу идет не так.
Интерес к Айседоре за границей – огромный. Интерес к Есенину – нулевой. Его воспринимают как приложение к Дункан, не более.
Вот одно из характернейших упоминаний поэта в прессе: «…выглядит мальчишкой, который был бы отличным полузащитником в любой футбольной команде, ростом он около 5 футов 10 дюймов, русые, хорошо подстриженные волосы, широкие плечи, узкие бедра и ноги, которые могут пробежать сотню ярдов за десять секунд».
Разочарование Есенина настолько масштабно, что он переносит ненависть на весь западный мир. В письме к Сахарову срывается:
«Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет. Здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока ещё не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде господин доллар, на искусство начхать — самое высшее мюзик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно…»
Для Европы 500 экземпляров нормальный тираж поэтического сборника. Но для Есенина это даже не мизер, тьфу.
Совместные выступления с Дункан также провалились. Сочетание поэзии и танца требует особой режиссуры, а ее не было. Шпарящий по-русски поэт был просто непонятен англоязычной аудитории. Дункан вывела Есенина на сцену Карнеги-холла один раз, хотя дала там три концерта.
В отсутствии интереса к поэзии Есенин решил подогревать интерес к себе скандалами. Айседора танцует в Симфони-холле, Есенин дает параллельный номер, размахивая красным флагом из окна гримёрки и выкрикивая социалистические лозунги. Заводит в ресторациях перепалку с русскими эмигрантами, которые вынуждены подрабатывать официантами. Оказавшись в вакууме, без языка и почвы, много пьет, разносит в клочки гостиничные номера, поднимает на Айседору руку.
Дункан реагирует на это с философским смирением: «Есенин всего лишь русский мужик, а русскому мужику свойственно напиваться по субботам и поколачивать свою жену!»
Здесь придется затронуть еще одно разочарование Есенина: материальный аспект. Да не только на славу он рассчитывал, но и на денежки.
Подруга Дункан Мэри Дести пишет:
«Одно из первых дел, которые сделала Изадора в Берлине, это она открыла Есенину неограниченный кредит у портных. Результат был несколько неожиданным — она обнаружила, что он заказал себе столько костюмов, сколько ни один человек не износит за всю свою жизнь. Тем не менее, она сказала: «Он такой ребенок, и он вырос в нужде. Я не могу упрекать его за это».
Есенин создал преувеличенное мнение о богатстве Дункан. Действительность разочаровала. У Дункан имелось несколько домов, коллекция картин, антикварная мебель. Ради удовлетворения есенинских прихотей (одни счета за разгромленные гостиничные номера чего стоили) ей пришлось пойти на распродажу имущества. Все гонорары за концерты немедленно проматывались на «сладкую жизнь».
Жизнь Айседоры с Есениным это постоянный контакт с ростовщиками, - закладываются картины, распродается мебель, полученные деньги тут же исчезают в есенинском вихре. При этом Дункан пребывала в блаженной уверенности, что Есенин мот, поскольку «абсолютно ничего не знает о деньгах…». Для женщины стало шоком, когда в кейсе, который Сережа берег как зеницу ока, она нашла 2000 долларов. Даже в такой ситуации Есенин был оправдан: «У него никогда не было ни гроша, и, видя, как я швыряю деньги на ветер, в нем сработала его крестьянская хитрость, и он бессознательно захотел сохранить хотя бы малую часть. Скорее всего, они предназначались для тех, кто особенно нуждается на его родине».
Сам же Есенин жалуется в письме Мариенгофу: «Изадора прекраснейшая женщина, но врет не хуже Ваньки, все ее банки и замки, о которых она пела нам в России, — вздор. Сидим без копеечки, ждем, когда соберем на дорогу и обратно в Москву».
До Москвы Есенин еле дотянул. Он подвел своеобразный итог, сказав американским корреспондентам об Айседоре и прочем:
«Нет, я не буду жить с ней даже за все деньги, которые есть в Америке. Как только я приеду в Москву, я подам на развод. Я был дураком. Я женился на Айседоре ради её денег и возможности попутешествовать. Но удовольствия от путешествия я не получил. Я увидел, что Америка — это страна, где не уважают искусство, где господствует один тупой материализм. Американцы думают, что они замечательный народ, потому что они богаты; но я предпочитаю бедность в России».
На бедности в России мы еще остановимся. Пока же закончим пост словами переводчика Дункан Ильи Шнейдера.
«Есенин и Дункан, веселые, улыбающиеся, стояли в тамбуре вагона. Спустившись со ступенек на платформу, Айседора, мягко взяв Есенина за запястье, привлекла к себе и, наклонившись ко мне, серьезно сказала по-немецки: «Вот я привезла этого ребенка на его родину, но у меня нет более ничего общего с ним…»